На прибрежье Гитчи-Гюми - Тама Яновиц

– Красавчик! – раздался пронзительный вопль за моей спиной. – Красавчик, немедленно ко мне! Мод, Красавчик мой пес. И ласки ему хватает!

Я обернулась и принялась осматривать корт в поисках подходящего орудия.

– Ах ты, медуза вонючая! – сказала я, когда Красавчик спрыгнул с моих рук. – Жалкое беспозвоночное!

Мариэтта, на которой была какая-то серо-бурая то ли льняная, то ли ситцевая юбчонка, черный свитер с высоким горлом и широкий черный пояс крокодиловой кожи с серебряной пряжкой, похоже, стала еще худее. Зануда, но со вкусом, и умеет себя подать!

– Это настоящая крокодиловая кожа? – спросила я.

– Ты что, думаешь, я стану носить кожзаменитель?

– Рептилия! – прошипела я сквозь зубы. – Ни капельки не изменилась! Украла у меня возлюбленного! Да как ты могла? – Я кинулась на нее и принялась душить. Нечего было так худеть – сил обороняться у нее почти не осталось. – Как ты могла! Ты нарочно усадила меня в машину с Пирсом! Небось заранее решила заграбастать Саймона себе. Страшно даже представить, сколько лжи ты ему наплела!

– Отпусти меня, гадюка! Мне больно!

Она заверещала, как кролик, попавший в лапы лисы, но, даже воя, ухитрилась просунуть руку мне под юбку и пребольно ущипнуть. Это только со стороны она выглядела беспомощной и поверженной. Я взвыла и вцепилась ей в волосы. И тут я заметила, что появился Саймон: он с растерянным видом стоял в дверях.

– Ах, Саймон! – Я отпустила Мариэтту и метнулась к нему. – Как ты мог так поступить? – Мариэтта нагнала меня и обвила рукой мою шею – якобы в дружеском объятии, но на самом деле она впилась мне в шею когтями. – Уй-уй-уй! – взвизгнула я и развернулась, чтобы ее огреть.

– Я хотела помириться! – воскликнула Мариэтта. – Видишь, Саймон, она совсем психованная! Напала на меня безо всякой причины.

– Безо всякой причины?! – возмутилась я. – Она же тебя у меня украла! Лживая тварь!

Мариэтта разрыдалась, кинулась к Саймону и приникла к его груди.

– Девочки, только из-за меня не ссорьтесь, – слабым голосом взмолился Саймон.

– «По-Пок-Кивиса убью я, – заявила Мариэтта. – Я убью, найду злодея!»

Саймон рассеянно погладил Мариэтту по голове.

– Любимая, может, ты прочитаешь что-нибудь свое? – предложил он.

И тут разрыдалась я:

– Ты говорил, что любишь меня! Хотел отвезти меня к себе домой, познакомить с родителями…

– Мод, это же просто английская формула вежливости, – сказал Саймон. – Мариэтта мне объяснила, что у вас с Фредом де Галлефонтеном все решено, а когда он приехал в поисках тебя сюда, я окончательно понял, что ко мне ты серьезно никогда не относилась.

– Сука! – Я снова бросилась на Мариэтту. – Ты прекрасно знаешь, что Фред мне не пара. Я же не виновата, что он, как и многие другие, находит меня неотразимой!

– Да ну? – сказала Мариэтта. – А может, для разнообразия поиграем в правду? Почему бы тебе не признаться в своих истинных чувствах?

– Ну, не знаю… – буркнула я.

– Бедный Саймон был такой одинокий и несчастный, а тут еще поездка через всю страну с нашими психованными родственничками, – продолжала Мариэтта. – Он отлично понимал, что ты никогда не любила его по-настоящему, а он ведь этого заслуживает!

– А ты-то сама! Тебе только одного и нужно – заполучить его титул.

Я принялась пританцовывать вокруг нее, готовясь в удобный момент снова броситься в атаку.

– Мариэтта, соберись! – посоветовал Саймон. – Голову опусти вниз, подбородок прижми к груди.

– Девочки! – На корт выскочила мамочка. – Вы что, опять деретесь? Это просто невыносимо! Хоть бы малыш родился нормальным человеком! Я все стараюсь, стараюсь, и ничего путного не получается. Ничего особенного не прошу – только полноценного человеческого общения. Неужели это так сложно? – Пирс, Теодор, Леопольд и Зибхойган стояли кружком и радостно гоготали. Только Саймон был расстроен и испуган. – Пирс, подержи Мод за руки, пусть остынет немного, – велела мамочка. Мариэтта бросила на меня победный взгляд.

– Может, мне ее водой облить? – предложил Леопольд.

– Помню, бабушка рассказывала мне об искусстве светской беседы, – сказала мамочка. – Разговор в ее времена строился по строго разработанному образцу, и все участвующие в нем могли обмениваться своими соображениями о литературе, живописи, музыке, обсуждать последние новости. Порой один из собеседников интересовался здоровьем или работой другого, тот отвечал и незамедлительно осведомлялся о том же.

– Несчастный Леопольд, – сказал Саймон. – Вся эта ругань ему не на пользу. Хочешь, пойдем на кухню? Я тебе покажу, где что лежит. Там и телевизор есть.

– Ура! – воскликнул Леопольд. – Наконец-то я смогу приготовить нормальный ужин!

– Только, пожалуйста, поменьше масла, – попросила мамочка. – Не люблю жирную пищу.

– А пляж далеко? – спросила я. – Я бы с удовольствием прогулялась.

– Ага, – согласился Пирс. – Пора наконец взглянуть на Атлантику.

Несколько мгновений мы молчали и умильно улыбались, глядя на Пирса.

– Я вас отведу, – сказал Теодор. – Хотя, признаться, о том, какая там вода, я думаю с ужасом. Вы знаете, что в водах Миссисипи обнаружили четыре сотые процента кофеина? Никакая очистка не помогает. Так, глядишь, скоро будем купаться в море спитого кофе.

– А здесь и Миссисипи протекает? – удивился Пирс. – Вот не знал.

– Мод, тебе я, пожалуй, поставлю кушетку в кладовке, – сказала мамочка. – Пирс, помоги мне притащить с чердака футоны: мы их положим в кабану, там будете жить вы с Леопольдом, а ванной, если вы не против, будете пользоваться той, что за кухней. Как замечательно, что мы снова все вместе! Умоляю вас, не ссорьтесь. Друг без друга мы ничто.

– Неужели? – Я все еще злилась. – Да если бы не вы все, я бы осталась во Флориде, с зубным врачом.

– О, как буржуазно! – залилась серебристым смехом Мариэтта. – Жаль, что Саймон этого не слышит. Зубной врач? Из Флориды?

– Дети, дети! – забеспокоилась мамочка. – Умоляю, потише! Нэнси прилегла отдохнуть. Вы же знаете, она привыкла к покою.

– А что, с этой Нэнси так трудно ладить? – спросила я.

– Раньше было легко, – задумчиво сказал Зибхойган. – Я ее тыщу лет знаю.

– Она просто получает слишком много эстрогена, – объяснила мамочка. – Врач всю ее облепил этими пластырями, и она впала в депрессию.

Теодор показал нам узенький проход между домами на другой стороне улицы – он вел прямо к океану. Песок на берегу был серый, повсюду валялись пластиковые бутылки из-под молока и кольца-держалки от упаковок с пивом. С берега фасады десятимиллионных особняков с деревянными палубами-верандами и раздвижными стеклянными дверями выглядели не так роскошно. Мы прошли по узенькой полоске песка и уперлись в высоченный забор, то ли ограждавший от непрошеных гостей, то ли ограничивавший зону передвижения местных жителей.