Убийственная тень - Джорджо Фалетти

Второй много моложе, почти мальчишка. Высокий, с бородой. Но Роберт впился взглядом не в черты лица, а в черную шляпу с серебряным позументом вокруг тульи.

– Черт побери, так это же…

Джим перебил его:

– Да. Тот, чью шляпу мы видели в пещере. Но я тебе больше скажу…

Джим резко выпрямился на стуле, а Роберту пришлось вывернуть шею и посмотреть на него снизу вверх.

– Я знаю, кто этот человек.

– Да ну? И кто же?

На Джима только теперь навалилась вся усталость этого долгого дня. Навалилась и словно вытащила из него какую-то пружину, во всяком случае никакой радости от своего открытия он не чувствовал.

– Я видел его портрет на стене всего несколько дней назад. Это Джереми Уэллс, дед Коэна Уэллса.

Алан Уэллс даже не пытался заснуть.

Он сидел в полутьме своей комнаты, глядя на беззвучное голубоватое мерцанье телевизора. Без звука все выглядит таким, какое оно и есть на самом деле, – немым, бессмысленным мельтешением, отчаянной попыткой докричаться до других, которые и не думают тебя слушать.

Он поужинал один и переместился к себе. Когда еще сидел за столом, приехал отец в компании двоих мужчин и распахнул дверь столовой. Все с ним поздоровались, и Коэн Уэллс с законной гордостью представил сына своим гостям.

– Привет, Алан. Все хорошо?

– Да.

– Познакомься с моими друзьями.

Он, конечно, заметил легкое недовольство в голосе Алана, но продолжал гнуть свое. Как, впрочем, и всегда.

– Ты, верно, помнишь Колберта Гибсона?

– Конечно.

Гибсон выдвинулся вперед, с фальшивой сердечностью протянул руку.

– Здравствуй, Алан. Как жизнь?

Алан умел сдерживаться, хотя в душе его так и подмывало послать этого политикана куда подальше.

– Хорошо.

Он пожал протянутую руку. Гибсон ничуть не изменился с тех пор, как Алан его помнил, разве что виски поседели. Красивый мужчина, и держится соответственно. Алан видел его несколько раз, когда тот еще был директором их банка и до того, как расхищение фондов обеспечило ему место не в тюремной камере, а в кресле мэра.

Тут отец вытолкнул вперед второго гостя.

– А это Дейв Ломбарди. Воображает себя патологоанатомом, хотя на самом деле первый знаток лошадей в наших краях.

Рукопожатие Ломбарди было сухим и крепким, лицо загорелым, волосы с проседью – слегка растрепанными. И только глаза не умели держать чужой взгляд. Алан не понял, то ли это особенность характера, то ли неловкость от знакомства с ним, с человеком такой биографии.

Должно быть, и то и другое, решил Алан.

Отец отступил к двери.

– Ладно, не будем тебе мешать, ужинай. Я побеседую с друзьями, а потом снова уеду. Дела. Завтра увидимся.

Гибсон и Ломбарди покивали ему с почтением, которое в лучшем случае следовало разделить пополам между ним и отцом, и зашагали за хозяином в его кабинет. Алан подумал, что «друзья» имеют все основания опасаться «беседы» с отцом. Он отлично помнил, в какой связи упоминаются их имена в отцовском «черном списке». Так что «беседа» может повлечь за собой разорение или тюрьму.

Провожая их глазами, Алан недоумевал, зачем отец притащил их домой – мог бы и в банке принять. Но никакой версии придумать не успел, так как пришла Ширли и в замешательстве объявила, что его просит к телефону некая Эйприл Томпсон. Он немного помолчал, решая, хочет сейчас с ней говорить или нет. И все-таки разрешил горничной соединить его.

Голос Эйприл в трубке был таким же, каким он его помнил, – мягким и ласковым.

– Привет, Алан. Это Эйприл. Как ты?

– Да вроде ничего. А ты?

– Более или менее. В беготне. Сама такую долю выбрала, так что грех жаловаться.

– А сын как?

– Растет. Не успеваю оглянуться.

Алан решил, что приличия соблюдены. С Эйприл можно было бы вообще без них обойтись.

– Прости, Эйприл, если ты насчет интервью…

– Нет-нет, я не насчет интервью. – Она чуть помедлила, подбирая слова. И наконец нашла самые верные, самые простые: – Я видела Суон. Мы говорили.

– Понятно.

– Говорили о тебе.

– А вот это уже не понятно. Что, в мире других тем не нашлось?

Эйприл почувствовала враждебность в его голосе – не по отношению к ней, к Суон или к миру, а по отношению к самому себе.

– Алан, Алан… не торопись, а? – сказала она все тем же ласковым тоном старшей сестры, делающей внушение младшему, на которого все труднее найти управу. – Я в этой драме тоже играла, или забыл? Мне тоже с лихвой досталось. Она, хотели мы того или нет, отразилась на всех нас. Я не стану рассказывать тебе историй, а просто дам совет как старый друг, каким остаюсь до сих пор. Поверь, за все, что сделала, она расплатилась сполна, и мне кажется, настало время успокоиться как ей, так и тебе.

Надо бы сказать: «Принял к сведению. Всего хорошего». Но Алан попал в жестокие тиски своих чувств. Те самые тиски, что наносят увечья, для которых протезов еще не придумали.

И потому он решил хоть немного продлить иллюзию:

– И что мне делать, по-твоему?

– Если ты не разлюбил Суон, дай ей еще один шанс. И себе тоже.

Он молчал, охотно предоставив ей право заканчивать разговор.

– Я понимаю, человек в твоем положении боится принять сострадание за любовь. Но не совершай противоположной ошибки. Не принимай любовь за сострадание.

– Я подумаю. Так или иначе, спасибо, Эйприл. Доброй ночи.

Не дав ей сказать больше ни слова, он нажал кнопку отбоя.

И тут же раскаялся в своей резкости. Теперь она подумает, что он струсил. Но, оборвав разговор, Алан мысленно продолжал копаться в его деталях.

Когда-то он был готов в любой момент рискнуть жизнью ради Суон и Джима. Потом все рухнуло, и он рискнул ею ради совсем незнакомых ребят. И те остались ему благодарны, в отличие от так называемых друзей.

Его сегодняшние мысли – точная копия тогдашних. Он себе не раз говорил, что прошлое – это прошлое, его можно разбирать на части и снова собирать, переставляя детальки с места на место. Настоящее все равно внесет исправления, да еще и посмеется над тобой.

Еще он говорил себе, что в его положении мечтать о Суон – верный способ причинить себе зло. Но сейчас это даже хорошо. С горькой иронией Алан подумал, что раз в жизни воспользуется привилегией причинить зло самому себе.

Он поднялся и доковылял до кровати. Надо вызвать Джонаса, чтобы помог ему улечься. Но только сел с телефоном в руке, как аппарат зазвонил снова.