Секрет для соловья - Виктория Холт

– Какая грустная история!

– Никак она не может забыть своего Билли.

– Я понимаю. Такое невозможно забыть.

– И тогда я подумала: «Теперь уже ничего не поделаешь. Но мы можем отправиться на войну. Мы будем ухаживать за ранеными». Знаете, мы ведь обе когда-то работали в больнице. Это было ужасно!.. Мыли грязные полы и получали за это сущие гроши. Однако это дало нам «опыт», как они любят выражаться. Видите ли, мне всегда казалось, что я должна за ней присматривать.

– Да, я тоже заметила, как она надеется на вас.

– И вдруг она выходит на палубу и собирается прыгнуть за борт. Подумать только! Если бы не вы, она уже была бы на дне…

– Но, к счастью, я оказалась рядом. А Этель пообещала, что больше никогда этого не сделает. Если ей станет совсем невмоготу, она придет ко мне, и мы опять вместе вспомним наших бедных умерших мальчиков.

– Как я рада, – с чувством произнесла Элиза, – как я рада, что вы оказались рядом!

Мы продолжали сидеть рядом, крепко держась друг за друга, потому, что порывы ветра постоянно бросали корабль из стороны в сторону. Иногда нам казалось, что он вот-вот развалится, и мы очутимся в воде. Мне кажется, что каждая из нас находила утешение в присутствии двух других. Я, по крайней мере, находила…

Буря все продолжалась, временами немного утихая, а потом налетая с новой силой. Сидя на палубе, мы беседовали о том, что нас ждет в Ускюдаре, иногда вспоминали что-нибудь о своей прошлой жизни. Я рассказала своим новым подругам о поездке в Кайзервальд, о главной диаконисе, о красоте тамошнего леса.

Они внимательно слушали. Иногда мне приходилось почти кричать, чтобы перекрыть шум ветра и рокот волн. Я рассказала Элизе и Этель о своем детстве в Индии и о том, как умер мой отец.

В свою очередь, я узнала кое-что и о них. У Элизы была очень трудная жизнь. Отца она не помнила, зато у нее был отчим. Когда ей было десять лет, он попытался, как она выразилась, «наброситься на нее». Она возненавидела его и бежала из дому. В общем, уже с малых лет ей пришлось самой о себе заботиться. Элиза всем сердцем презирала мужчин – как я поняла, ей довелось много раз от них страдать.

Она никогда не теряла присутствия духа и решительности. Сомневаюсь, чтобы теперь кому-нибудь удалось взять верх над Элизой. Этель же, как и Лили, была простой деревенской девчонкой и приехала в большой город попытать счастья.

Да, жизнь этих женщин была несладкой. Теперь, выслушав их, я поняла, насколько они стали мне близки. Грубость Элизы объяснялась тем, что ей все время приходилось бороться за место под солнцем, а робость Этель говорила о том, что она в этой борьбе потерпела поражение.

Эта ночь посреди бушующего моря странным образом сблизила нас. Мы, наверное, были так откровенны потому, что в глубине души не надеялись, что «Вектис» переживет этот шторм. Ожидая неминуемой смерти, хотелось облегчить душу и рассказать все, что накипело.

Должно быть, мы просидели так несколько часов, тесно прижавшись друг к другу. Когда же буря, наконец, немного улеглась и каким-то чудом мы остались живы, то поняли, что отныне нас, еще недавно совершенно чужих людей, связала крепкая дружба.

Тусклым ноябрьским днем мы вошли в Босфор – узкий пролив, разделяющий Европу и Азию. Дул пронизывающий ветер. Буря сопровождала нас во время всего плавания, и сейчас мы с трудом удерживались на палубе под порывами ветра. Несмотря на дождь, перед нами открывался великолепный вид. Берега были причудливо изрезаны, и на них росли кипарисы и лавры. Живописные лодки, похожие на гондолы, сновали по воде во всех направлениях.

Один из заливов образовывал константинопольскую бухту, на противоположном берегу которой располагался Ускюдар – место нашего назначения. Оба города разделяло примерно полмили.

В предрассветных сумерках раннего утра картина была поистине чарующей, но по мере того, как становилось светлее, она постепенно теряла свою прелесть.

Теперь, при свете дня, мы отчетливо видели, что берега слишком замусорены, а гарнизонный госпиталь, который казался до этого дворцом калифа, теряющемся в полумраке, предстал перед нами в своем истинном обличье – грязное, полуразвалившееся здание, которое, казалось, того и гляди упадет.

Вокруг него располагалось множество палаток, хижин и будочек, в которых виднелись люди самых разных национальностей. Вскоре я увидела двух солдат – один хромал, у другого на голове была грязная повязка. Они неуверенно брели куда-то, прокладывая себе путь между палатками.

Но вот, наконец, мы покинули борт «Вектиса». Нас разместили в лодках вместе с багажом и отвезли на берег.

Вот и место нашего назначения – госпиталь в Ускюдаре.

Дороги как таковой здесь не существовало – только каменистая и грязная тропинка, по которой нам предстояло вскарабкаться, чтобы добраться до плато, на котором размещался госпиталь.

Первое мое впечатление от этого заведения было столь удручающим, что в какой-то момент мне даже захотелось вернуться на борт «Вектиса» и попросить, чтобы меня отправили назад, домой. Настроение моих спутников, по-моему, не отличалось от моего. Гнетущая атмосфера подействовала на всех, и даже Генриетта, всегда жизнерадостная и бойкая, была подавлена. Не могу сказать, чего мы все ждали, но уж точно не того, что увидели.

Поднявшись на плато, мы остановились отдышаться, а затем направились к госпиталю. Чем ближе мы к нему подходили, тем безотраднее становилась картина, открывавшаяся нашему взору. Теперь, наконец, можно было хорошенько рассмотреть будочки и ларьки вокруг госпиталя. В большинстве из них продавалось спиртное. Рядом с одной из будок я заметила женщину в грязном бархатном платье. Под мышкой она держала бутылку и явно направлялась к госпиталю.

– Маркитантка, – шепотом сказала я Генриетте.

– Не может быть!

– Я читала о таких женщинах.

– Но не рядом же с госпиталем!

– Посмотрим.

И мы действительно увидели.

Госпиталь был огромный. Что же, подумала я, по крайней мере, у нас будет достаточно места. Но все оказалось совсем наоборот. Основное пространство занимали палаты. Когда я увидела, сколько больных и раненых находится там, то была потрясена. Позже я узнала, что большинство страдало не от последствий ран и контузий, а от болезней. Разразившаяся недавно эпидемия холеры уносила тысячи жизней.

Стены были сырые, половицы, когда-то добротные и искусно сделанные, были выломаны во многих местах, внутренний дворик захламлен гниющими остатками пищи и грязными бинтами, убирать которые, казалось, никто и не собирался. Беспорядок, ужасающая антисанитария, болезни как неизбежное следствие такого положения вещей – вот что характеризовало этот так называемый госпиталь.

Как же можно было ожидать от армии, имеющей такое обеспечение, успехов на полях сражений?..