Асы немецкой авиации - Йоганн Мюллер

Все это время по радио я слышал крики «Хорридо!» и знал, что наши добились больших успехов. Я думал, что знаю, где находится эскадрилья Баркгорна, поэтому полетел туда. Когда я примчался туда, то услышал, как кто-то кричит, что сбил Як, затем я услышал, что Герд говорит о том же. Я посмотрел вверх и увидел этот Як, который, дымя, пробил тучи. Ме-109 Баркгорна преследовал его. Эту победу подтвердить было очень просто.

Затем 5 августа мы узнали, что некоторые наши победы поставлены под сомнение. Всплыло мое имя, а также имена Графа, Ралля, Баркгорна, Штайнхофа и Гриславски. Геринг не верил, что теперь можно одерживать столько же побед, сколько в 1941 году. В 1943 году мы сняли с небес огромное количество противников. Но в нашей группе был летчик Фриц Облессер, который сомневался в моих победах.

Первым вопросы начал задавать унтер-офицер Карл Юнгер, а потом по эскадрилье поползли шепотки, что я заявляю больше побед, чем имею на самом деле. Сплетники даже не потрудились поговорить с пилотами, которые летали вместе со мной и которые подтверждали эти победы. Я разозлился. Позднее Юнгер стал моим ведомым и видел мой метод. Мы с Облессером знали друг друга еще по летной школе и вместе прилетели на Ju-52. Он отправился в 8-ю эскадрилью, а я был в 7-й. Он был хорошим пилотом и добивался успехов, но я не считал его отличным стрелком. Я сам на это не претендовал и предпочитал нападать из засады. Но Облессер оспаривал мои победы.

Поэтому я переговорил с Храбаком, который лучше знал ситуацию, а затем попросил Ралля перевести Облессера из 8-й эскадрильи в 9-ю и сделать моим ведомым. Облессер много раз летал ведомым Ралля и подтвердил многие из его 275 побед. Он летал со своей парой в составе моего звена и сам мог все видеть. Ралль был в госпитале, поэтому я и обошел его по количеству побед. То же самое сделал и Баркгорн. Облессер после нескольких вылетов начал верить мне и сам засвидетельствовал несколько моих побед. После этого мы стали друзьями.

Иногда я летал вместе с Крупински, Графом, Гриславски, Штайнхофом, Раллем и, конечно, Баркгорном. Все эти люди были великими летчиками-истребителями – лучшими из лучших. Добиться подтвержденной победы непросто. Если у тебя не было свидетелей в воздухе, нужно найти свидетеля на земле. Если свидетелей нет, нужно найти место падения самолета. В России у нас почти не было фотопулеметов, которые могли помочь подтвердить победу, если самолет падал на русской территории, а свидетелей в воздухе не было. Вы также должны были указать высоту, тип атакованного самолета, время и место вашей победы.

Затем эта информация шла в штаб эскадры, оттуда в Верховное командование люфтваффе, а потом в Имперское министерство авиации. Иногда требовались несколько месяцев, чтобы подтвердить победу, даже если мы рисовали «абшюсс-балки» на руле направления самолета. Документы группы и эскадры, конечно, сохранялись. На их основе командиры делали представления к наградам и новым званиям, которые потом направлялись вверх по инстанциям. Я знаю, что Герда Баркгорна представили к Бриллиантам, и награждение было утверждено, однако процесс слишком затянулся. В результате он так и не получил награды до окончания войны и вообще оказался в госпитале после аварии на реактивном истребителе.

Взаимодействие с Крупински сначала было непростым, но постепенно мы сработались. Крупи первым поверило в мои возможности, а также в мою сверхъестественную способность чуять неполадки в самолете. Я не могу объяснить как, но я чуял проблему задолго до того, как приборы сообщали мне о ней. Я получил новый Ме-109G, ну или почти новый, однако он не был опробован в бою. Мой механик Биммель Мертенс хотел, как это положено, проверить все досконально, опробовать мотор, оружие и все остальное. Однако я сказал ему, что это не требуется, так как самолет прибыл на аэродром этим утром.

Лететь должны были Ралль, Крупи, Герд и я, так как Граф получил приказ не подниматься в воздух. К этому времени Макки Штайнхоф убыл в JG-77. Мы услышали, что его наградили Мечами, и послали ему телеграмму с поздравлениями. Кстати, до конца этого месяца у нас были великолепные бифштексы. Один из пилотов случайно подстрелил корову рядом с аэродромом. Некоторые из нас увлекались охотой. Это было неспортивно – подстрелить корову, зато мы получили свежее мясо.

С помощью Биммеля я запустил мотор и вырулил на травяное летное поле. Как только я оторвался от земли, я повернул штурвал триммеров, чтобы облегчить руль, и взял ручку на себя. Казалось, все идет нормально, но я почувствовал вибрацию – что-то было не в порядке. Я вернулся, чтобы заставить Биммеля проверить самолет. Я чувствовал, что я прав. Я приземлился и, как только открыл фонарь, подошел Храбак и спросил, в чем дело. Я сказал ему, что самолет неисправен. Он не что чтобы мне не поверил, скорее решил, что я ошибаюсь. Поэтому Храбак решил лично взлететь и проверить самолет в воздухе. Рядом стоял Крупи со своим фотоаппаратом. Он сделал несколько снимков для своего альбома.

Храбак быстро взлетел, убрал шасси и начал набирать высоту. Однако едва он поднялся на пять километров, как мы все услышали громкий удар, а затем из-под капота повалил дым. Храбак немедленно развернулся и пошел на посадку. Ме-109 еще продолжал катить по земле, как он выпрыгнул, выключив зажигание и подачу топлива. Позднее мы узнали от Биммеля, что разлетелся один из поршней, разворотив мотор. Вибрация, которую я почувствовал, означала, что этот поршень заклинило, и в результате возникли напряжения в блоке цилиндров. После этого уже никто не сомневался, что я нюхом чую неполадки в самолете.

Я расскажу вам одну историю, про которую Храбак, как я думаю, не слышал. Ему требовались еще несколько побед, чтобы получить Дубовые Листья, поэтому лучшие пилоты договорились помочь ему: прикрывать во время атаки и создать условия для увеличения счета. Во время одного из таких вылетов, когда Крупи столкнулся с русским, Храбака атаковали два Яка. Я подумал, что он готов, но Герд сбил одного, а я атаковал второго. Храбак так и не знал, что его едва не сбили! Мы хотели, чтобы он получил Дубовые Листья.

Для нас он был кем-то вроде отца, хотя был всего на восемь или десять лет старше. Но это было уже много для летчика-истребителя. В любом случае, мы все хотели, чтобы он получил Дубовые Листья, и отгоняли от него противника, чтобы создать ему возможность для атаки. Я узнал, что позднее те же самые парни так же негласно помогали Баркгорну и мне, когда мы оба подошли к отметке 300 побед. Это было особым способом выказать уважение летчику-истребителю, причем так, чтобы это не выглядело благотворительностью. Я тоже поступал так же, помогая многим, в том числе Хансу-Иоахиму Биркнеру.

Мы говорили, что если командир хороший, нужно держаться с ним и прикрывать его спину. Однако если командир плохой, оставьте его, и пусть он даже не вернется. Это звучит жестоко, но я знаю, как именно Гордон Голлоб заработал свои награды. Никто не любил его в JG-3 и JG-54, а когда он перешел в JG-77, то последнюю победу одержал в 1942 году. Гитлер отстранил его от полетов. Прошел слух, что кавалерам Бриллиантов запретят летать, но я думаю, что это произошло потому, что слишком многие требовали убрать Голлоба из очередной эскадрильи. Это позволило ему спасти лицо. Я верю, что дело обстояло именно так.