Франсиско Франко и его время - Светлана Пожарская

Отставка Фраги сопровождалась крутыми мерами, направленными против ростков либерализма, — книжные магазины понесли наказание за пропаганду коммунизма и атеизма, театры и кинотеатры — за пропаганду порнографии.

Подверглись гонению даже художественные салоны, осмелившиеся выставлять произведения сюрреалистов, столь нелюбимых Франко. И все это — чтобы добиться отставки Фраги[504].

Франко без больших колебаний согласился с предложениями Карреро Бланко, которому привык доверять. Вместе с Фрагой и Солисом был отправлен в отставку и Кастиэлья, занимавший пост министра иностранных дел 12 лет и благодаря которому стена изоляции Испании от внешнего мира была практически разрушена. Его место занял опусдеист Грегорио Лопес Браво. Интриги вокруг дела МАТЕСА неофалангистов, чтобы одержать верх над «Опус деи» и тем самым обеспечить себе будущее, когда Франко «уйдет», обернулись против них. В правительстве, сформированном 29 октября 1969 г., даже пост министра — генерального секретаря «Движения» занял Торкуадо Фернандес Миранда, также член «Опус деи». Дело «дефалангизации» «Движения» оказалось в надежных руках.

В отличие от прошлых лет, когда Франко старательно соблюдал «баланс сил», дабы обеспечить стабильность режима, этот кабинет был «одноцветным», состоявшим исключительно из технократов, за которыми просматривалась фигура Лопеса Родо. Удалось удалить даже «бессмертного» Камило Алонсо Бегу, соратника Франко еще с 20-х годов. Даже военный министр генерал Кастаньон де Мета и тот симпатизировал «Опус». Члены кабинета пытались установить контакт с Хуаном Карлосом, дабы обеспечить не только выживание, но и господствующие позиции для своей организации после смерти Франко. Но Франко еще был жив, хотя и с трудом удерживал бразды правления в своих слабеющих руках.

Оппозиция в «орбите режима», включая и «Национальную католическую ассоциацию пропагандистов» и неофалангистов, раздраженных устранениями их лидеров из правительства, все чаще задавались тем же вопросом, что и оппозиция вне режима: «После Франко, что?». Ответ на вопрос: «после Франко, кто», был уже известен — Хуан Карлос.

Всеведущая служба безопасности донесла, что на «тайной вечере» в декабре 1969 г. Фрага и Солис, не скрывая, говорили о весьма ограниченной роли Франко в руководстве страной, позволяя себе даже иронизировать по поводу того, как было сформировано «одноцветное» правительство: «в эпоху Франко такие вещи не были возможны»[505]. Но Франко не разгневался: он был достаточно проницателен, чтобы понять, что Фрага не был врагом режима. Просто он предлагал путь, который поощрял оппозицию, даже выросшую в «недрах» системы. Тем более его выбор в пользу «технологического либерализма» получил одобрение за рубежом. Об этом свидетельствовала даже пресса тех стран, которые занимали весьма сдержанную позицию по отношению к Испании Франко.

7 ноября 1969 г. посол Испании в Дании отправил новому министру иностранных дел статью Э. Штеймица, лучшего, по его мнению, датского международного комментатора, опубликованную в «Berlinske Aftenabas»: «Новый человек во внешней политике Испании Лопес Браво представляет новые тенденции и новый социальный класс». По мнению обозревателя, новый кабинет — это «результат революции сверху». К чему причастны и Соединенные Штаты: на протяжении последних двух месяцев перед столь радикальной сменой кабинета Вашингтон, хотя и неофициально, оказывал поддержку технократам из «Опус деи», которые сейчас доминируют в правительстве. Посол США в Мадриде Роберт Хилл много раз встречался с Карреро Бланко.

Датский обозреватель не без основания полагал, что Франко прислушивается больше к адмиралу Карреро Бланко и генералам, чем к дипломатам. Тем не менее возможной темой переговоров с Карреро Бланко могли стать и поиски нового министра иностранных дел, так как позиция Кастиэльи относительно военных баз не удовлетворяла Вашингтон.

«Новый сорокапятилетний министр иностранных дел — Лопес Браво, взгляды которого устремлены в будущее, а не в прошлое, как у старых политиков, которые не могут освободиться от теней гражданской войны. Лопес Браво — типичный технократ, очень энергичный и, как говорят те, кто его знал, обходительный и, что не менее интересно, — продукт среднего класса, обеспеченного и влиятельного, реально не существовавшего на протяжении тридцати лет в Испании, где были лишь очень богатые или бедные. Член «Опус деи» Лопес Браво, вне всякого сомнения, — стопроцентный «европеец» и в то же время у него очень хорошие отношения с Соединенными Штатами, которые он только за этот год посетил дважды. Во всяком случае, участие Браво в испанском правительстве — это проявление современного нового духа, заявленного новым испанским социумом»[506].

В том же духе высказался и корреспондент «Le Soir» от 31 октября 1969 г. Его статью «Генерал Франко поставил у власти технократов» переслало посольство Испании в Бельгии: «Новое правительство, которое знаменует победу «Опус деи» над фалангой, поведет Мадрид по дороге атлантизма»[507].

Франко, которому несколько раз в неделю докладывали о наиболее значимых статьях в зарубежной прессе, был удовлетворен.

В конце сентября 1970 г. Ричард Никсон, возвращаясь из Белграда после встречи с Иосипом Броз Тито, нанес визит Мадриду. Его, как и Эйзенхауэра одиннадцатью годами раньше, на всем протяжении пути от аэродрома Баррахас до стен посольства США приветствовали восторженные толпы. Но Франко, сидевший в открытой машине вместе с Никсоном, уже был не тот, по крайней мере, физически: он выглядел усталым и даже подремывал. Г. Киссинджер, сопровождавший Никсона, пришел к выводу, что Испания Франко — на пороге перемен. Но до радикальных перемен еще было далеко.

В феврале 1971 г. Верной Уолтер, заместитель директора ЦРУ, посетил Мадрид. Уолтер был принят Франко, которого он нашел «старым и слабым, левая рука дрожала с такой силой, что он сдерживал ее другой рукой». Следуя указаниям Никсона, Уолтер в нарушение дипломатического этикета задал Франко прямой вопрос: «Что будет с Испанией после его смерти?» и получил столь же прямой ответ: «наследование трона Хуаном Карлосом пройдет спокойно, без нарушения общественного порядка» и «армия никогда не позволит, чтобы контроль над ситуацией выскользнул из ее рук». И на этот раз диктатор оказался провидцем. Его регрессирующее физическое состояние отнюдь не свидетельствовало о помутнении рассудка, как это нередко бывает с людьми пожилыми. На Уолтера произвело впечатление, что Франко со спокойствием, отстраненно говорил о переходе после его собственной смерти[508]. По воспоминаниям его близких, он, однако, был убежден, что у него еще есть время.