Буква и цифра - Алексей Макеев

Понимая, что маневр Гурова с адвокатом не позволил осуществить четкий и очень надежный, с его точки зрения, план, Андросов рвал и метал. Но, осыпая укоризнами и потчуя обидными кличками несчастного Стеклова, он еще не знал, что эти вечерние новости — только начало.

То, что ему сообщили утром, привело Бориса Андросова в настоящую ярость.

Какой-то там Семенов, которого он и за человека-то не считал, фактически прямо в руки дал Гурову нить, ведущую не только к Крапивину, но и к нему самому.

Безответный Коля всегда воспринимался Андросовым, ни разу не удостоившим его личной встречи, как покорная марионетка, которую в любой момент можно дернуть за нужную веревочку. Он просто передавал через Крапивина или Стеклова, что Коля должен сделать то-то и то-то, и Коля делал, не только не пытаясь возражать, но и особо не интересуясь зачем. Ему обещали призрачные «бонусы» при проведении расследования, и он считал это вполне достаточной мотивацией.

И вдруг этот никем не знаемый Коля вырастает до уровня вселенского монстра, готового смять и опрокинуть его, Бориса Андросова, любимое детище — до мельчайших деталей продуманную и безупречно организованную систему материальных и карьерных поощрений.

Допустить этого было нельзя ни в коем случае. И Андросов решил начать наступление по всем фронтам.

Придя на следующий день на работу, полковник Гуров пребывал в отличном настроении.

Тот факт, что в официальных показаниях на протокол Семенов озвучил фамилию Крапивина, развязывал ему руки и открывал широчайшее поле деятельности. Теперь все «тайные» разговоры можно было вести открыто, а все факты и сведения, записанные вкратце на клочках бумаги, излагать развернуто и подробно в рамках беспрецедентного расследования о гениально разработанной системе внутриведомственных «подстав». Теперь у него был реальный повод приглашать в кабинет людей на официальный допрос.

Начать он решил с Крапивина. Это, конечно, фигура не главная, но и далеко не второстепенная. С «боссом» он связан напрямую и почти все знает о его подпольной деятельности. Хотя мало что самостоятельно решает. Для затравки персонаж как нельзя более подходящий.

Прежде чем приступать к конкретным действиям, полковник решил систематизировать имевшуюся у него информацию, чтобы в ходе расследования не отвлекаться на постороннее, а бить прямо в цель.

Не все схемы, имевшиеся в блокноте Тимашова, были до конца им поняты, не все фигуранты, участвовавшие в этих схемах, соглашались давать даже неофициальные показания в частных беседах, поэтому нужно было сделать выборку и составить четкий план.

Эта работа заняла приблизительно полдня. И в тот момент, когда Гуров уже полностью был готов к действию, ему позвонил Орлов.

— Лев Иванович, ты сейчас у себя? — осведомился он с хорошо знакомой полковнику подчеркнуто-спокойной интонацией.

— Да, я в кабинете.

— Очень хорошо. Зайди ко мне на минуту.

Генерал сидел за столом и внешне выглядел совершенно спокойным. Это спокойствие Гурову не понравилось больше всего.

— Ну что, доигрался? — тихо и как будто немного устало проговорил Орлов. — Добился чего хотел?

— В смысле? — не зная, чего ждать, осторожно поинтересовался Лев.

— В самом прямом. Твои усилия принесли плоды. Можешь радоваться. А ведь я говорил, предупреждал. И так, и этак пытался намекнуть, донести до твоего сознания, что не та это ситуация, где можно очертя голову действовать, что не смогу я прикрыть, если что случится, поэтому нужно быть осторожным. Но нет. Ничего до твоего сознания не дошло. Так и продолжал лезть на рожон со своими мушкетерскими методами. Что ж, радуйся. Твои усилия принесли плоды.

— А что за плоды? — спросил Гуров. — Снова какое-нибудь художественное сочинение?

— Да нет. Это уже не сочинение. Это уже посерьезнее будет. Четыре заявления по поводу тебя поступило. Четыре! ОБЭП, ГУЭБ, все отметились. И на сей раз уже не в виде дружеского замечания, как сделал Стеклов. На сей раз все совершенно официально. «Давление на подследственного», «очернение безупречных сотрудников», «принуждение к даче заведомо ложных показаний» — как тебе это?

— По-моему, довольно некрасиво, — ответил Лев, постепенно начинавший догадываться, откуда дует ветер.

— Еще как некрасиво, — подхватил Орлов. — Уж так некрасиво, что я и опомниться не мог, когда все это прочитал.

— Надеюсь, вы не думаете серьезно, что я кого-то принуждал к даче ложных показаний?

— Я тебе уже говорил, Лева, в данной ситуации то, что я думаю, не имеет никакого значения. Мне пришли официальные документы, а официальные документы предполагают официальный ответ. Там, если хочешь знать, все по полочкам разложено. Как говорится, всякое лыко в строку. И с Семеновым этим ситуацию припомнили, и сигналы, которые на тебя недавно поступали. Все в дело пошло.

— Но ведь сигналы эти не подтвердились, — счел нужным напомнить Гуров.

— Да мало ли что там не подтвердилось. Сигналы поступали — вот что главное. А дыма без огня не бывает. И на сей раз я проигнорировать это, увы, не смогу. Так что не обижайся.

— Я и не обижаюсь, — угрюмо произнес Лев. — Просто немного неприятно, что, кажется, и вы готовы поверить, что я «получу по справедливости». Допрос я проводил не один, там присутствовал, например, Кирилин. Можете хоть у него спросить. Никакого давления и принуждения в отношении Семенова не было.

— Насчет Кирилина у меня тоже сигналы имеются. Его очередь еще подойдет, не волнуйся. Но по поводу тебя, Лева, претензии высказываются уже не в первый раз, так что… так что от этого дела придется тебя отстранить, — быстро, на одном дыхании, договорил Орлов, будто боясь, что если прервется, то уже не сможет произнести целиком эту роковую фразу.

Волновался он не зря. Сообщение произвело эффект разорвавшейся бомбы.

Первые несколько минут Гуров стоял как вкопанный, не в силах произнести ни слова.

Все грандиозные планы, все усилия, вся бдительная конспирация и труды, все шло насмарку. Ответный удар противника достиг своей цели. Отстраненный от дела Тимашова, он уже не имел никакого права и даже причин вызывать на допросы причастных к этому делу лиц. Следовательно, исчезала всякая надежда на раскрытие тайных инсинуаций Андросова и его банды.

Даже если бы он рассказал сейчас Орлову о том, какое в действительности проводилось им расследование, это уже ничего бы не изменило. Шумиха, поднятая вокруг этого выдуманного «давления на подследственного», автоматически ставила под сомнение любое слово, высказанное Гуровым в адрес Крапивина или Стеклова.

Удар был сокрушительный, и пока полковник даже не представлял, как сможет его парировать. Да и сможет ли вообще.

— И кто же займет мое место? — подняв глаза на Орлова, медленно проговорил он.