Не сбавляй оборотов. Не гаси огней - Джим Додж

Она посмотрела на меня, потом — на свои руки.

— Мне показалось, вы затеяли все это ради любви и музыки.

И прежде чем я ринулся доказывать несостоятельность подобного утверждения, продолжила:

— Нет, дело не в мужчине. В таких случаях бывает просто больно. Или ты испытываешь злость. Нет, дело во мне. Вернее, в том, что я — не я.

Девушка прикусила губу и снова подняла голову.

— Я потерялась.

На этот раз она не опустила глаза.

— Вы хоть что-нибудь понимаете?

Я вздохнул:

— До боли знакомый случай.

— Нет, — девушка оставалась при своем мнении. — С вами-то хоть все ясно. Вы видите в своем деле смысл.

— А вы?

Девушка уставилась мимо — на огонь, потом снова глянула мне в лицо.

— Вы хороший человек, Джордж. И мне нравится то, что вы пытаетесь сделать. Но говорить об этом бессмысленно. Вам слова помогают донести смысл до других, дают за что-то зацепиться, но в моем случае они только лишают понимания, превращают все в сентиментальные сопли.

Она хотела сказать что-то еще, но передумала и снова уставилась на огонь.

— Джордж, мне очень приятно пообщаться с вами, но лучше вам все же уйти.

— Нет, я не уйду, — ответил я.

Она удивилась. Да и я, признаться, такого от себя не ожидал.

— Хотелось бы узнать, что стряслось, и что вы собираетесь делать, ну или уже делаете. Вот вы сидите здесь и говорите, что, мол, потерялись, подразумевая, что не чувствуете себя реальной. А я вижу реальные отблески этого совершенно реального костра в ваших красивых карих глазах, которые тоже реальны, и понимаю — вы неправы. И это я, который вообще не больно-то в чем понимает. Может, если вы что и потеряли, так это ощущение реальности, может, я тоже его потерял; может, мы оба пытаемся что-то создать, сымитировать, ну или как-то залатать образовавшуюся внутри дыру, дабы прожить еще один день.

— В вас столько жажды жизни, — заметила она, глядя мне прямо в глаза.

Я не отвел взгляд.

— А может, это в вас ее не хватает?

— Но я же совсем другая! — взмолилась девушка. — Неужели не замечаете — я ну ни капельки не похожа на вас. С вашей исчезнувшей возлюбленной, угнанной машиной, сумасшедшими приключениями и путешествием через всю страну. У вас, — господи, какую чушь я несу! — у вас не получается надуть шар настолько, чтобы он вместил в себя все, вы никак не можете найти шар нужного размера… В моем же случае шарик маленький; я надуваю его каждый день, но воздух вытекает быстрее, чем попадает внутрь. С тех пор как мне исполнилось двенадцать, я просто-напросто делалась все меньше и меньше. Не буду докучать вам рассказами о том, как жилось мне, девчонке-подростку, в Колорадо. Симпатичной я не была. Да и среди сверстников успехом не пользовалась. Звезд с неба тоже не хватала. У меня не было друзей, — ни парней, ни девчонок, — по крайней мере, таких, кто соответствовал бы моим представлениям о друге. Ну да все это не смертельно, жить можно. Как только я окончила школу — уехала из родительского дома в Боулдер. Большой город! Я снимала крошечную квартирку; по утрам убиралась в мотеле, по вечерам работала в закусочной. Мне нравилась независимая жизнь, нравилось делать в свободное от работы время что вздумается, но все равно меня не покидало ощущение, будто я распадаюсь на части. Я чувствовала это каждый божий день — как будто убегаю от самой себя. Потом наступила передышка. Одна женщина, часто приходившая в закусочную, рассказала, что местная радиостанция ищет сотрудника, — нет, не диджея или кого-то в этом роде, — просто секретаря, делопроизводителя, словом, помощника. Я пришла на собеседование, и меня взяли. Платили два доллара в час, но работа мне нравилась. Народец подобрался один другого чуднее, у них вечно творился кавардак, но работа была связана с музыкой, что мне очень нравилось. Сами знаете — музыка не оставляет равнодушным. И вот я стала частью всего этого. При том, что давно уже не испытывала причастности к чему бы то ни было. Однако месяца три назад решено было объявить розыгрыш среди номерных знаков. Слышали, наверно? Шлепаешь наклейку с эмблемой радио «КРОМ» на бампер, и если в эфире объявляют твой номер, дозваниваешься в студию и получаешь приз: альбом или футболу, билеты на дискотеку, концерт, фильм… Номера автомобилей выбирает так называемый «скрытый наблюдатель». Этим самым «скрытым наблюдателем» была я. Звучит интригующе, а на деле всего-то и надо было, что по пути на работу, обед или куда еще записать штук пять номеров машин с эмблемой «КРОМ» и передать начальству. Я старалась быть беспристрастной. Записывала действительно первые попавшиеся номера, не обращая внимания на то, как выглядела сама машина и сидевший за рулем. Но выходило так, что ни один из моих номеров ни разу не дозвонился. Вся идея заключалась в том, чтобы заставить автомобилистов слушать радиостанцию — не объявят ли их номер, — ну и плюс польза от самой рекламы на наклейках. Три дня никто не звонил, некого было объявить победителем, а это ужасная неловкость — получается, радиостанцию никто не слушает. Диджей начал шутить в эфире: мол, может этому «скрытому наблюдателю» нужны очки? Потом директор и говорит: «Слушай, записывай-ка лучше по десять номеров — продолжим, пока не позвонит победитель». Но все равно никто не звонил. Директор потребовал двадцать номеров. Эванс, охранник, дежуривший по ночам, должен был записать десять, и я — десять. Из моих опять никто не позвонил. А из тех, что принес Эванс, позвонили восемь.

— Понимаете, к чему я? Такое ощущение, будто нет контакта. Тогда я начала ловчить. Открытым текстом сообщала водителям, что я и есть «скрытый наблюдатель», что если они включат радио в восемь, если вообще включат, то услышат в прямом эфире свой номер и получат приз. Мне отвечали: «Ух ты, вот здорово! Обязательно позвоним!» Но так и не звонили. А ведь сами цепляли на машины эти дурацкие наклейки. В общем, я для них как будто не существовала. Спросите, как обстояли дела у Эванса? В семидесяти процентах из ста его номера откликались. Вроде чепуха, да, а вот меня задело. Ничего себе «скрытый наблюдатель»! Наблюдать наблюдает, а толку никакого. Впору было встать посреди улицы и во всеуслышание объявить: мол, я тот самый «скрытый наблюдатель» с радиостанции «КРОМ». Да только слова все равно в одно ухо влетели бы, в другое вылетели, люди улыбнулись бы, не видя меня, а я вернулась бы в свою квартирку, открыла дверь, вошла и удивилась: кто же здесь живет? Заглянула бы в платяной шкаф этой особы, дотронулась до ее одежды, а рука прошла бы сквозь воздух. Невозможно жить такой вот бесплотной. Однажды мне приснился сон, в котором я перерезала себе вены. Взяла бритву и полоснула, глубоко так, ожидая, что хлынет кровь. А крови-то и не оказалось. Полоснула глубже, потом еще — дошло до того, что кисть отвалилась. Посмотрела на срез и ничего не увидела: ни мышц, ни артерий, ни крови. Думаю, я бы попыталась убить себя, если бы не страх — а вдруг убивать будет некого? Так что я не придумала ничего лучше, чем сбежать. Взяла спальный мешок, одеяла, позаимствовала удочку, стащила нож и… теперь сижу здесь. Мне тут нравится, вот только холодает, а как выпадет снег, придется уйти. Но я не знаю, может, еще и останусь. Пытаюсь снова стать реальной, и, знаете, начинает получаться. Поначалу я была все равно что младенец: даже не училась произносить слова, нет, это только сбивает с толку, а просто опускала руку в воду, прислушивалась к ощущению солнечного тепла, ощупывала вот этот камень и подолгу рассматривала — его, а еще листья и деревья. Ничто мне не мешало. Я возвращалась к собственной пустоте и начинала сначала. И у меня неплохо получается. Правда, медленно. Я еще не готова вернуться к людям.