Ермак. Начало - Игорь Валериев

Я, махая рукой в след саням, увозивших Мэй с дедом, думал о том, что чем чёрт не шутит, может быть, мы когда-нибудь и встретимся. Как говорил один мой хороший знакомый: «Земля квадратная. За углом встретимся». И с тех пор в моей душе жила грустная любовь к маленькой корейской принцессе.

Кроме этой любви, в подполе моего дома хранился прощальный подарок Джунг Хи — аптекарская банка объемом в четверть, в которой настаивался корень панцуя или женьшеня весом в полтора фунта и возрастом около двухсот лет. Обычно сборщики женьшеня выкапывают только зрелые корни десятилетнего возраста, потому что только с десятилетнего возраста корень считался целебным. Чем старше корень, тем целебнее он считается.

По словам Джунг Хи пятнадцать лет назад в Шанхае был продан корень возрастом в сто пятьдесят лет и весом чуть больше фунта за пять тысяч американских долларов. А за настойку из него великий принц Хынсон, у которого начались некоторые проблемы со здоровьем, готов был уплатить золотом эквивалентно десяти тысячам американских долларов. Джунг Хи тогда не успел помочь другу, когда он прибыл в Шанхай, корень и настойка из него уплыли в Америку. Чтобы я понял, на сколько это дорого, Джунг Хи сказал мне, что средняя заработная плата за месяц простого корейца в те дни составляла 5-10 американских долларов.

Вот такой подарок сделал мне за два месяца до отъезда Джунг Хи, сказав, что настойкой можно будет пользоваться через год. Одна чайная ложка утром. Тридцать дней пить. Тридцать дней перерыв. Настойка эта будет панацеей от всех болезней. Когда я пытался отказаться от такого дорогого подарка, Джунг Хи доверительно сообщил мне, что ему повезло в своё время найти два таких корня, и один останется с ним. Будет чем обеспечить свою жизнь в Японии. Только после этой информации я пошел в лавку приобретать аптекарскую банку и спирт.

— Ермак! Смотри, пароходы к пристани подходят!

Я вынырнул из омута воспоминаний от возгласа Ромки и его тычка в бедро. К пристани подходили пароход «Вестник» под штандартом цесаревича и конвоир-пароход «Ермак» с сопровождающими лицами.

Как уже сообщил «казачий телеграф» ритуал посещения станиц Цесаревичем Николаем был единым. Два парохода с наследником и сопровождающими его лицами приставали к берегу, все жители станиц от мала до велика приветствовали гостя, преподносили хлеб-соль. Цесаревич проходил через специально выстроенную арку и приветствовал казаков. Казачий отряд станицы показывал свои умения в джигитовке. Затем Цесаревич проходил в церковь, где слушал краткий молебен, после которого вновь поднимался на пароход и тот отчаливал.

На берегу, рядом с построенной для встречи цесаревича аркой собралось больше пятисот человек встречающих. Кроме жителей Черняева, приехали делегаты из станиц Толбузина, Ольгино, Кузнецова, со всех выселок и заимок, входящих в Черняевский округ. Все в нарядных одеждах. На конях два моих десятка казачат, да десяток лучших казаков наездников, отобранных со всего округа. Все остальные пешие.

Четырехсот-сильные заднеколесные пароходы в деревянных корпусах «Вестник» и «Ермак» аккуратно притерлись к причалу у станицы. После небольшой паузы на доски причала по трапу вышел цесаревич, а за ним по «табелю о рангах» стала выстраиваться свита.

Я, сидя на Беркуте, смотрел как к атаману Савину с хлебом-солью на цветном рушнике, покрывающем поднос, неторопливым шагом подходил худощавый молодой мужчина с усами, но без запомнившейся мне по тому миру бородке. Одет цесаревич был в белый френч с золотыми погонами с царским вензелем, белую фуражку, темно-зелёные брюки-галифе, заправленные в сапоги. Подойдя к склонившемуся в поклоне атаману, цесаревич, сняв фуражку, перекрестился, затем отломил кусок хлеба и, макнув его в соль, отправил в рот. За цесаревичем к караваю подошёл приамурский генерал-губернатор, командующий войсками Приамурского военного округа, а также наказной атаман Приамурских казачьих войск генерал-адъютант Корф. Сверкая золотыми адъютантскими погонами и аксельбантами, Корф также снял белую фуражку, перекрестился и, разгладив свою знаменитую бороду-бакенбарды на две стороны, вкусил хлеб-соль. После чего, надев фуражку, забрал у атамана поднос с хлеб-солью и передал назад кому-то из свитских. В этот момент раздался приветственный рёв собравшихся на берегу казаков и казачек.

Я же глядя на эту картину, думал о том, что через двадцать семь лет в моём прежнем мире этот молодой цесаревич за двадцать три года правления придёт к двадцати трём ступеням в подвал Ипатьевского дома. Что же случилось в стране за столь короткое по историческим меркам время, чтобы вот эта боготворящая царского сына толпа спокойно воспримет отречение от трона императора и его убийство вместе с семьей.

В настоящее время помазанника божьего и всю его семью почти все в Российской Империи олицетворяют с властью бога на земле. Но вскоре после смерти Александра III политическая, социальная и религиозная обстановка резко изменится. Почему это произойдет? Как много вопросов «почему?» возникает в мозгу, когда видишь купающегося сейчас в народной любви цесаревича.

Почему вопреки родительской воле цесаревич женится на истеричной «гессенской мухе», которая не могла дать здорового наследника? Почему случилась трагедия на Ходынском поле? И почему Николай никак не отреагировал на неё? Почему газеты встречали ликованиями наши неудачи на японском фронте? Почему произошло «Кровавое воскресенье»? Почему командующие армиями в Первой мировой войне интересовались нарастанием антимонархических настроений в тылу армии больше, чем победами над немцами на фронте? Почему после отречения Николая II лишь командир Гвардейского кавалерийского корпуса хан Нахичеванский созвал командиров полков и от их имени и от себя лично направил царю телеграмму о готовности выступить на его защиту? Поддержали хана только командующий западным фронтом генерал от кавалерии Гурко и командир кавалерийского корпуса граф Келлер. Почему? Почему? Почему? Неужели во всём этом вина этого молодого человека, который оказался не на своём месте? Или оказался слишком слабым для того чтобы быть капитаном корабля под названием «Российская Империя» во время шторма? Или в этот шторм он корабль-империю по глупости и завёл?

Я задумался, вспомнив своего восьмидесяти шести летнего прадеда, у которого только один раз в тринадцатилетнем возрасте прожил лето в Старочеркасске. У прадеда с дедом были какие-то трения, в результате которых дед после Великой Отечественной войны и войны против Японии в 1945 году на Дон не вернулся, а остался на Амуре. Поэтому к прадеду меня отправили на лето только один раз и по личной просьбе прадеда за полгода до его смерти.

Прадед Тимофей, в честь которого меня назвали, за расказачивание ненавидел советскую власть люто, хотя в своё время после Первой мировой войны принял Власть Советов всем сердцем и защищал её от врагов до 1922 года, закончив Гражданскую войну командиром эскадрона разведки в первой конной армии Будённого. Прадед, рассказывая мне историю Аленинского рода и донского казачества, не однократно с теплом отзывался о императоре Николае II, вспоминая, как хорошо при нём жили казаки на Дону.