Два брата - Александр Волков

Бахуров отговаривался:

– Увольте меня, господин вице-президент, от сего неприятного для меня поручения. Привык уж я к своей службе.

– А это очень хорошо, – невозмутимо возразил Шафиров. – Нам на конгрессе и такие люди нужны, кои торговый политик понимают. В мирном трактате без статьи о торговле не обойтись.

– У меня дипломатических способностей нет, – жалобно взывал Трофим Никитич.

– Когда его величество приказывает, то должны найтись и таковые! – серьезно сказал Шафиров.

Бахуров был переведен на службу в Коллегию иностранных дел.

В конце декабря 1717 года русская делегация выехала в финляндский город Або, расположенный на восточном берегу Ботнического залива. Широкой полосой из нескольких больших, сотен мелких и многих тысяч мельчайших островков и скалистых шхер перекинулись там от одного берега моря до другого Аланды. Среди опасного лабиринта мелей и скал могли находить дорогу только опытные лоцманы.

Обосновавшись в Або, русская делегация приступила к переговорам со шведами.

Больным местом дипломатических конференций и конгрессов являлся вопрос о старшинстве делегатов. Оберегая свое достоинство, каждая сторона хотела главенствовать над другой; бывало, что предварительные разговоры и споры О церемониях тянулись месяцами.

Бахурову, знатоку шведского языка, досталась важная роль: он два раза ездил в Швецию с поручениями. Приходилось пересекать по льду Ботнический залив.

Плотно завернувшись в медвежью доху и укрывая лицо от леденящего зимнего ветра, Трифон Никитич сидел в санях, вздрагивая при каждом толчке, – а случались они почти беспрерывно, – и думал:

«Попал Трифон в дипломаты, так терпи. А и хорошо же теперь дома, в Питере!..»

Брошенное Шафировым замечание, что если понадобятся дипломатические способности, то они найдутся, оправдалось. Трифон Никитич оказался на редкость крепким спорщиком: упорство было заложено в его характере от природы. В новой должности приходилось в словесных битвах оберегать Достоинство Русской державы, а Бахуроз спорить умел.

Наконец сюроны сошлись на определенных условиях процедуры. Но тут в дело вмешалась весна: лед разбух и потрескался. На Аланды невозможно было попасть ни на санях, ни на корабле.

Аландский конгресс открылся 12 мая, когда море очистилось ото льда.

На сухой возвышенной площадке были построены два навеса. Под одним из навесов за длинным столом, покрытым красным сукном, разместилась русская делегация; под другим навесом за таким же столом – шведская.

Переводчики сидели за маленькими столиками, поставленными на открытом воздухе.

После взаимных приветствий слово взял барон Герц.

– Если предварительно не будет решено о возвращении шведской короне Лифляндии и Эстляндии, то о мире не может быть и речи, – начал шведский делегат. – Заявите, господа, свое согласие на эти условия, и тогда уж будем говорить об остальном.

Бахуров ясно и четко перевел заявление Герца. Секретари скрипели перьями, стараясь записать дословно.

Парики членов русской делегации неодобрительно закачались. Для ответа встал старший из полномочных министров царя, Яков Брюс:

– Если вы, господа шведы, не признаете сразу, что Эстляндия и Лифляндия должны остаться за Россией, то, конечно, не может быть разговоров о мире! Ведь не соизволит же его царское величество государь Петр Алексеевич согласиться на то, чтобы посреди его владений оставались шведские земли. Сие несовместимо с достоинством державы Российской и угрожать будет нашей безопасности. Финляндские земли мы возвратить согласны.

Так взгляды двух делегаций с самого начала резко разошлись.

После нескольких бесплодных заседаний русские делегаты донесли в Петербург:

«Шведские министры ясно дают знать, что им с другой какой-то стороны, противной этому миру, делаются многие предложения».

9 июня Герц уехал повидаться с королем и представить ему мирные предложения русских. Заседания конференции приостановились. Делегации скучали.

Трифон Никитич пристрастился к рыбной ловле. По целым часам сидел он в рыбачьей лодке и, спустив лесу в море, терпеливо ждал клева. Пойманную рыбу готовил по какому-то особенному, «своему» способу и угощал ею товарищей. Все находили кушанье превосходным и хвалили Трифона Никитича. Сам Брюс побывал у него дважды, и у него утвердилось мнение о Бахурове, как о весьма усердном и исполнительном чиновнике.

Трифон Бахуров приобрел вкус к новой службе, и ему самому уже казалось странным, что он упирался и не хотел уходить из Адмиралтейства.

Бахуров понял всю важность дипломатической работы. Вот встретились две делегации на Аландах и ведут великий спор. И какая жестокая борьба скрыта под вежливыми словами господ дипломатов, сколько ударов и контрударов, какими извилистыми путями приходится добиваться цели! Есть где развернуться гибкому и находчивому уму, а такой оказался у Трифона Никитича.

Бахуров, разумеется, не имел права голоса в совещаниях, но не раз приходил он после заседания к Брюсу и, слегка краснея, говорил:

– Не примите за продерзость, господин президент, я бы хотел высказать свое мнение…

– Слушаю тебя.

Бахуров иногда подсказывал такие извороты, что даже Брюс приходил в удивление.

Переговоры на Аландах не подвигались. Шведские делегаты явно хитрили, то и дело уезжали к королю Карлу за инструкциями, шли на попятный, брали назад уже сделанные уступки. Русские уполномоченные начали терять надежду на благополучный исход дела.

В ходе конгресса снова всплыло дело Алексея Петровича. Уже мертвый, он продолжал вредить России.

Преступные замыслы Алексея в полной мере раскрылись только после его смерти. 1 августа 1718 года царь Петр писал из Ревеля жене Екатерине:

«Я здесь услышал такую диковинку про Алексея, что чуть не пуще всего, что явно явилось…»

Один из секретарей Герца, оставивший шведскую службу, явился к царю и за приличное вознаграждение выдал ему важную тайну, рассказал содержание царевичева письма.

Алексея не стало, но в Швеции надеялись, что гибель царевича вызовет народные волнения в России, а это ослабит ее мощь и принудит царя предложить Карлу XII более мягкие условия мира.

Такова была одна из причин, которая объясняла упорство Шведских дипломатов. Другую надо было искать в Лондоне: англичане писали в газетах о близости новой русско-турецкой войны.

Опять наступила зима. И тут произошло событие, которое опрокинуло все дипломатические расчеты и той и другой стороны.

Король Карл XII был убит 30 ноября 1718 года при осаде норвежской крепостцы Фридрихсгаль.[164]Снова поскакал по заснеженной ледяной равнине Балтики Трифон Никитич Бахуров. Он вез царю Петру известие о гибели его врага, упорная и тяжелая борьба с которым продолжалась уже больше восемнадцати лет. Сознавая важность поручения, Бахуров мчался день и ночь.