Большая рождественская книга романов о любви для девочек - Ирина Щеглова

– Пойдем домой, – вздохнула я, поднимая Мурку на руки.

– Лиса, ты здесь? – послышался Дашкин голос. Подруга приоткрыла дверь в сарай и старалась рассмотреть хоть что-нибудь.

– Здесь, – отозвалась я, выходя наружу. – Вот, поймала нарушительницу спокойствия. – Я продемонстрировала Дашке довольную Мурку.

– Больше никого нет? – с сомнением переспросила подруга.

– Только куры.

– А почему ты звала Юрку?

– Я была уверена, что ночные пугалки – его рук дело.

У Дашки явно отлегло от сердца:

– Значит, это никакой не домовой?

– Почему же, – усмехнулась я, – настоящий домовой, зовут Мурка.

– Да, но следы-то под окнами не кошачьи, а человеческие, – напомнила Дашка.

Мы вернулись в дом и забрались под одеяла. Мурка устроилась у меня на груди и завела свою песенку.

– С хулиганами завтра разберусь, – пообещала я, засыпая под кошачью колыбельную.

На следующий день только и разговоров было, как мы с Дашкой домового ловили. Сестры посмеивались.

– Может, это вам приснилось? – спросила Клаша.

Я обиделась:

– Один и тот же сон?

– А ты знаешь, к чему домовой снится? – спросила бабушка. Я покачала головой. Откуда мне знать?

– Если домовой снится, – начала Клаша, – надо спросить у него: к добру или к худу? Вот наша мама перед войной видела домового. Он упал к ней на грудь, душить. Она испугалась, но все-таки нашла в себе силы спросить. И домовой аж завыл: «К ху-у-ду-у!» Не знаю, как воет домовой, но у Клаши получилось жутко.

Клаша не только разгадывала, она еще и видела вещие сны. Великая сонница была, еще смолоду. Один из самых знаменитых снов, она любила его рассказывать.

– Про комсомол кто из вас знает? – поинтересовалась.

Мы кивнули – слышали, мол, знаем.

– Так вот, когда нас, молодежь, в комсомол загнали, я все видела во сне поле большое и двоих мужчин высоких: один белый, а другой черный; к ним людей длинная вереница движется, и делят они тех людей между собой. Так-то делят, а некоторые посередке остаются. Я тоже к Белому было собралась, а он: «Нет, подожди». И осталась я ни с тем, ни с этим.

Потом так получилось, что комсомольский билет и другие документы она зарыла в саду, в жестяной коробке. И забыла.

Прошло время. Когда кинулась Клавдия да нашла свою коробку, там истлело все. В ту же ночь сон повторился, но теперь Белый ее к себе взял.

Паспорт она восстановила, а про остальное и не спросил никто. Да и возраст у нее уже был не комсомольский.

Другой сон не менее замечательный. Как-то умерла соседка, а они дружили. Клавдия в отъезде была, и старушку без нее схоронили. Клавдия как приехала, так к родственникам побежала:

– Рассказывайте, как схоронили, в чем?

– Все, – говорят, – честь по чести: и платье, и платочек, и тапочки.

– Эх, жаль, что я не видела, не проводила, – сокрушалась Клавдия, все боялась, что подружку не так обрядили, что будет она обижаться.

Ночью проснулась Клавдия, вроде позвал ее кто. Подошла к окошку, а там дедушка седенький стоит в платье, как у попа, борода длинная. Смотрит на Клавдию и спрашивает:

– Ты, раба божия, хотела посмотреть, как твою подругу без тебя обрядили?

Клавдия молчит, только головой кивает: я, мол.

– Ну, смотри.

И прямо с неба к окну Клавдии гроб опустился, а в гробу бабушка новопреставленная лежит. Глянула Клавдия и не испугалась. Все убранство у подружки в порядке, все как надобно.

– Посмотрела? – старичок строго спрашивает.

– Да, – отвечает Клавдия, – спасибо.

– Ну, оставайся с богом!

И исчезло все. Стоит Клавдия у окошка, глаза кулаками трет. А потом смекнула, что не кто иной к ней являлся, как сам апостол Петр! Упала она перед образами, крестилась, крестилась. Утром, едва забрезжило, к соседям побежала.

– Знаю, – говорит, – в каком виде подружку схоронили.

И рассказывает: так-то и так-то. Соседи только дивятся.

– Совсем ты им голову заморочила, – ворчала Натуся.

А Клавдия улыбалась и подмигивала нам.

– К деньгам всегда грязь снится, – перечисляла, – особенно если много грязи, а еще лучше – говно.

Мы хихикали в ответ.

– К замужеству, то есть к честному браку, – грибы собирать или видеть. А к незаконной связи – клубнику или вишню. Вам об этом лучше не думать. Новая обувь – это к жениху. Вообще, что-либо покупать, хороший товар, дорогой – это всегда к прибыли. Так же, как и волосы густые у себя видеть или шубу. К болезни сырое мясо снится, или голым себя видеть, или в постели. В подвенечном платье – плохой сон, сильная болезнь, а то и смерть. А вот если зуб во сне выпал – считай, к смерти близкого человека.

Дашка морщила лоб, пыталась вспомнить, что ей снилось недавно. Натуся тем временем от себя добавила:

– К смерти не только зубы, но еще и если пчелы над цветами летают. Или крест над домом. Вот у нас случай был, когда электрика током убило, так его жена видела и пчел над черемухой, и крест над домом, прямо в небе.

Дашка поежилась. Наверное, представила себе и пчел, и черемуху. Надо об этом не думать, а то точно приснится. Да, теперь попробуй не думать, как в сказке о белой обезьяне.

– А тебе, Дашка, жених еще не приснился? – спросила Натуся.

Дашка отрицательно замотала головой.

– Почему жених?

– Как же! – удивилась Натуся. – Неужто не знаешь? На новом месте приснись жених невесте.

– Нет, – Дашка даже расстроилась. – Мы все время домового ловили, наверное, плохо спала.

Клавдия пустилась рассказывать о том, что вещие сны снятся на среду или пятницу. На среду перед сном надо загадать желание или задать вопрос, произнести: «Милая среда, приснись хлеб или вода. Если хлеб – да, если вода – никогда».

– И что это значит? – не поняла Дашка.

– А вот что, – терпеливо объяснила Клавдия, – приснится тебе хлеб – желание исполнится, а воду увидишь – забудь о нем. Я так всегда делаю. И ни разу не прогадала.

Дашка беззвучно шевелила губами и морщила лоб, повторяла слова приговора.

– На пятницу на женихов загадывают, – продолжила Клавдия. – Перед сном следует сказать: «Ложусь под пятницу, смотрю на матицу. Приснись не отец, не мать, а с кем век вековать».

– А что такое матица?

– Балка, которая потолок держит, – ответила Клавдия и ни с того ни с сего спросила: – Дома-то иконы есть?