Ричард Длинные Руки - вильдграф - Гай Юлий Орловский

– Конунг вызвал.

– По какому делу?

Он покосился на мое лицо.

– Не догадываетесь?

– Нет, – ответил я. – Шаманы – тоже власть. Зачем ею делиться?

– Если в одних руках не удержать, – пробормотал он, – делиться приходится поневоле. Конунг все делает для укрепления своего влияния. А в какой это стране короли ездят на быках?

– На волах.

– Пусть на волах. Не слышал.

Я отмахнулся.

– Далековато, камнем не добросить. Все-таки при чем тут шаманы?

Вместо того чтобы выбраться из телеги, опираясь на склоненную голову конунга, все три шамана долго стояли неподвижно, затем синхронными движениями достали из сумок что-то сморщенное, похожее на засохшие мухоморы, забормотали в унисон, запели, потом умолкли, медленно-медленно повернулись в другую сторону и снова запели, помовая плавно дланями.

Песня длилась и длилась, словно исполняли «О все видавшем», затем умолкли, подумали, повернулись в другую сторону и запели скучно и монотонно снова.

– И сколько так будет длится? – спросил я злобно.

– Сторон света всего четыре, – сказал Ланаян утешающе.

– Да? А если знают про зюйд-зюйд-весты?

Ланаян покосился в немом изумлении, смолчал, только время от времени зыркал исподлобья. Шаманы между песнопениями то ли засыпали, как мухи на зиму, то ли набирались сил, но все равно двигаются, как будто жуки пытаются выбраться из тягучего клея.

Хуже того, еще и надолго замирали в определенных позах, я извелся, переступал с ноги на ногу, все-таки хочется дождаться конца церемонии и понять, к чему это все, явно нехорошее готовится, иначе уже плюнул и пошел бы разгадывать секреты арбалета или зеленой шкатулки.

– Ну почему, – спросил я, – все шаманы и священники такие черепашистые?..

– А что вы хотите, Рич?

– Давай как-то ускорим? – предложил я кровожадно.

Он прошептал испуганно:

– И не думайте!.. Если собьются хоть в одном слове, начнут все сначала.

– Господи упаси! – прошептал я в ужасе.

– Тс-с-с, – сказал он. – И Господа не призывайте, здесь адепты древних богов.

Я покосился на его суровое лицо.

– Но хоть вы о нем помните.

Он ответил, едва шевеля губами:

– Помнить, насколько я понимаю, мало.

– Верно, – согласился я. – Но с паршивого края хоть веры клок. Как думаете, зачем он их привез?

Ланаян пожал плечами.

– Не представляю.

– Я тоже. Здесь старые храмы есть?

Он кивнул.

– В северной части города. В старину там была церковь, потом… потом просто забросили.

– Даже под склад не сумели?

– Церковь на отшибе, – объяснил он. – Там везде камни, дорогу туда не пробьешь, только пешком. Думаете, конунг предложил этим шаманам церковь под их капище?

– Надо проверить, – ответил я.

– Зачем?

– Если привез шаманов, – объяснил я, – наверняка введет обычаи своего кочевого племени. Не для себя, для горожан-глиноедов. Еще не поздно предупредить Раберса и ближайшее окружение короля, если Его Величество по каким-то причинам и пальцем не шевелит.

Он сказал несчастным голосом:

– Боюсь, даже это их не переменит.

– Почему?

Он поморщился.

– Скажут, у нас свобода. Кочевники вольны молиться своим богам, мы – своим.

– Дураки, – сказал я рассерженно. – Не понимают! Им же первым придется поклониться богам кочевников.

Шаманы, закончив обряд прибытия в нечестивый город, медленно покидали повозку. Их подхватили под руки и увели с почестями, едва не прометая перед ними дорогу, дабы те не дай бог не раздавили какого несчастного жучка.

Ланаян сказал недовольно:

– Пойду взгляну.

– Давай, – сказал я. – Проследи, дабы утеснений высоким гостям от какого-то короля и его двора не было.

Он скривился, но ушел молча, а я перевел взгляд на последнего, четвертого из прибывших. Он наконец выпустил из рук вожжи, поднялся.

Среди собравшихся кочевников пронесся почтительный шепот:

– Неужели… Диолд?

– Диолд…

– Сам Диолд!

– Это же Диолд!

– Смотрите, нас посетил великий Диолд!

Диолд степенно спустился с телеги, хотя мог бы просто спрыгнуть, еще не стар, вскинул руки в приветствии. Кочевники ревели в восторге, словно увидели живого бога, теснились и смотрели восторженными глазами.

Я переводил взгляд с них на Диолда и обратно. Что-то странное, все кочевники, за исключением этого Диолда – высокие рослые красавцы, бронзовотелые, белозубые, с картинными торсами, руки перевиты толстыми жилами и венами, плечи широки, похожи один на другого, как близнецы и братья, а этот сутул, с неприятной болезненной рожей, а когда ветер дохнул в мою сторону, я отшатнулся от запаха из гнилого рта. Скулы широкие, узкоглаз, бороденка жидкая, противная, как у больного козла, от зубов одни желтые пеньки.

Даже ноги кривые, как и должно быть у кочевников, выросших на конях. Грудь плоская, нездоровая, отвисающая, а живот почти переваливает через пояс, желтый и в складках.

Перевязи у него две, рукояти мечей торчат по бокам изящные, резные, отделанные с той тщательностью, что годится больше для музея, чем для настоящей жизни.

Он потряс руками в воздухе, тоже кривыми, как ветки дерева, с корой вместо мускулов, ловко выхватил мечи и сделал несколько очень быстрых движений, рассекая воздух.

Кочевники одобрительно зашумели, а он оскалил зубы и завизжал, как недорезанная свинья, что сумела выплюнуть кляп.

На него смотрели с восторгом, степняки да и не только они обожают все новое, необычное, лох-несское или бермудско-катаканное тыквондейство с примесью восточной, ага, мудрости. В необычности подразумеваются чудеса, ну хочется нам так, хочется, и любой, кто вот так непонятно зачем подергает передними конечностями, может с самым таинственным видом говорить, что творит нечто небывалое, мистическое, особо пранное, мистически йогизмное, понятное только посвященным, даже Посвященным…

Я поморщился, тяга человека к чудесам объяснима, но нельзя же ее эксплуатировать так беззастенчиво. Хотя почему нельзя, постоянно находятся такие вот ловкие, что любую экзотику выдают за нечто необыкновенное, а себя – за особо необыкновенных.

Он посмотрел в мою сторону, что-то уловил по моему честному и бесхитростному, выпрямился и смерил с ног до головы презрительным взглядом. Особенно задержался на рукояти моего двуручного, что так красиво и грозно выглядывает из-за левого плеча.