Помутнение - Джонатан Летем

к телепатии снова вернулась. Ты это понял… еще тогда?

– Когда?

– В детстве. Я тебе в этом признавался? Я многое забыл с тех пор.

– В чем ты мне признавался? Что ты телепат? – Столарски почесал выпирающий живот, задрав грязную футболку и обнажив все, что болталось ниже живота.

– Да.

– Флэшмен, ты это серьезно? Ты наименее способный к телепатии из всех обитателей земли. Ты думаешь, что с легкостью можешь влезать в чужие мысли, потому как обладаешь какими-то сверхспособностями, или что?

– Это, конечно, сомнительно, – согласился Бруно. – Я никогда не развивал свой дар. Многие годы я старался его не применять, поэтому у меня и образовался этот барьер в черепе, это помутнение. Из-за желания не слышать голоса…

– Да ты спятил.

– Нет, правда. Когда доктор Берингер удалил нарост, он высвободил поток… мыслей наружу и внутрь.

– Я только что перестал тобой восхищаться, Флэшмен. Но скажи мне, как в таком пустом человеке может быть полным-полно дерьма?

– Ты разве не понимаешь, что именно в этом источник твоего восхищения? – Бруно пропустил мимо ушей оскорбление, желая лишь прорвать пелену недоверия. – Ты чувствовал, что я такой же, как ты. Вот почему ты и помнил обо мне все это время…

– Ни фига, у нас с тобой нет ничего общего, кроме разве что… ну, ты понимаешь.

Скроив масленую гримасу, Столарски ухмыльнулся и кивнул на окно, в сторону коттеджа внизу.

– Она дала тебе потрогать свою кисту, а?

– Но ты ведь телепат, так? – И Бруно отвесил Столарски поклон, предвкушая удовлетворение от его ответа.

– Хм, в сравнении с тобой кто не телепат?

– Ты не понял…

– С чего же начать? Вспомни, когда в последний раз ты был хозяином ситуации, а не ситуация владела тобой? Ты ведь понятия не имел, что твои противораковые таблетки своровала эта чудачка, да? И она спала в твоей постели без всякого секса, бедняжка. Она что, оказалась для тебя слишком морщинистой?

– У меня нет рака.

– Ах да, я и забыл, мне же следует изъясняться с тобой эвфемизмами. И как мы его назовем – твой нарост? Твой маленький дружок? А таблетки для него, от которых у тебя глаза вылезали из орбит, – так лучше?

– Дай мне с ней поговорить.

– С кем из двух?

Пока Бруно размышлял над ответом, Столарски взял пистолет. Он бережно сжал его в обеих руках и поднял.

– А теперь садись на свой велосипед и дуй отсюда. Даже мое Schadenfreude[82] имеет пределы.

– Я не уеду без нее. – Возможно, это было самое безнадежное заявление, которое Бруно когда-либо делал.

– И что ты сделаешь, разобьешь все окна в моем доме? По-моему, у тебя больше нет камней.

– Разве ты не говорил, что это была птица?

– Не будь ребенком! Я же видел вас в камерах наблюдения с того самого момента, как тебя и этого хорька засек датчик движения. А может, я воспользовался своим даром телепатии, а?

– Почему ты разрешаешь ему таскать травку из машины Тиры?

Столарски пожал плечами.

– Сам не знаю. Как говорится, «Держи друзей под кайфом, а врагов – под еще большим кайфом».

– Опусти пистолет.

– Давай не будем дурить. Если бы ты принес с собой ствол, мы могли бы устроить дуэль, с десяти шагов, бабах! – и конфликт закончен. Очень плохой вариант. Мы могли бы сразиться в триктрак, но ты не принес и свою доску, так?

– Не принес.

– Видишь, ты и для этого уже не годен.

Бруно прижал лоб к стеклу, открыл рот, но не смог выговорить ни слова.

– Давай, кричи, но она не услышит тебя из-за бурления воды в ванне и из-за шума в голове. Или не стоит кричать, просто брось на нее последний взгляд, а потом найди коня, на котором ты сюда прискакал.

– И что дальше?

– Ты поедешь помогать хорьку жарить его бургеры, только сначала помойся и приведи себя в порядок.

Это не бургеры, а слайдеры, чуть не поправил его Бруно. И произнес:

– А как насчет Мэдхен?

– Вот сейчас мы и проверим твои сверхспособности. Посмотрим, сможешь ли ты прочитать мои мысли, когда я произношу вслух те же самые слова, ладно? Мэдхен будет заниматься своим ремеслом, потому как, в отличие от тебя, она не позабыла того, в чем была когда-то хороша, – так вот, она будет этим заниматься до тех пор, пока не компенсирует мне все расходы и не наскучит мне, вот тогда она сможет купить обратный билет и получить от меня щедрые чаевые. Это же лучше, чем торчать на Хейст-стрит и жрать чипсы, что скажешь? Так что перестань беспокоиться о ней и подумай лучше о своей ситуации.

– Я ни в какой не ситуации.

– Тогда напиши пьесу в стиле Беккета в свободное время. Пшел на улицу, Флэшмен!

Столарски бесцеремонно захлопнул дверь перед его носом, и Бруно остался с двумя машинами, своим велосипедом и равнодушной луной. Он подумал, что Столарски хватало приличия не разгуливать с голым задом по своей подъездной дорожке. Ведь, разумеется, не у него одного, а и у его соседей были камеры наружного наблюдения. Смятая медицинская маска Бруно осталась в кармане брюк за ненадобностью: после того как он покрутился перед домом Столарски, маска вряд ли могла скрыть его внешность от камер. Может, стоит ретироваться по тропе со стороны каньона? Нет. После ванны унижения, в которую его сунул Столарски, ему не хватило духу столкнуться лицом к лицу с Тирой Харпаз.

* * *

Из-за сломанного заднего тормоза Бруно дважды чуть не свалился на крутом спуске Юклид-стрит. В первый раз он умудрился соскочить с седла в полный рост, а во второй раз неуклюже остановил велосипед, с грохотом врезавшись в припаркованный автомобиль и получив в придачу к прежним увечьям ссадины на ладонях и вывих лодыжки. Но даже в этих невзгодах он нашел утешение: он ехал под уклон и теперь мог просто держать ноги на педалях, а не крутить их до изнеможения.

Он снова въехал на заблокированную полицейским кордоном улицу, очищенную от машин и освещенную мигалками. Беспорядки на Телеграф-авеню состоялись точно по графику. Зрелище возбудило у него давние клочковатые воспоминания детства: едкий запах слезоточивого газа, и Джун, схватив его в охапку, бежит в феминистский книжный магазин в поисках укрытия. А сейчас самые буйные, получив взбучку, присмирели в ожидании дальнейших событий.

Толпа была слишком плотной, чтобы можно было проехать сквозь нее, поэтому Бруно слез и повел велосипед рядом, как раньше катил его под гору. На некоторых магазинных витринах красовались новенькие фанерные щиты – обычная,