Клятва королевы - К. У. Гортнер

Я слышала, что печатный станок может произвести сотни книг и займет это вполовину меньше времени, чем при ручном переписывании; имея в своем распоряжении столь замечательные устройства, я могла пополнить наши истощившиеся библиотеки, которыми никто не занимался за годы волнений и гражданской войны. Грамотность в Кастилии была уделом лишь монахов, выдающихся ученых и очень богатых людей; мало кто из простонародья мог позволить себе иметь книги, а тем более их читать.

Наконец-то у меня появилась возможность заняться важными государственными делами. Я сразу же решила основать благотворительный фонд на нужды образования и велела Карденасу купить двадцать печатных станков из Германии, которые распорядилась установить в Саламанке и других крупных университетских городах. В знак уважения к моим начинаниям из Валенсии прислали первую отпечатанную на станке книгу — гимны Деве Марии, посвященные мне и моему еще не родившемуся ребенку. Изящный том, переплетенный в телячью кожу и остро пахнущий чернилами, привел меня в восторг, о чем я и сказала Фернандо, который лишь усмехнулся в ответ:

— Не понимаю, из-за чего тут суетиться. Это ведь всего лишь книга, верно?

Я удивленно посмотрела на него, выпятив живот:

— Ты что, не понимаешь: имея печатные станки, мы могли бы дать образование каждому подданному королевства?

Он весело взглянул на меня из-за края кубка, сидя перед тарелкой с остатками жареной куропатки. У нас вошло в привычку ужинать по вечерам в моих покоях, так было удобнее, и мне не приходилось, будучи на шестом месяце беременности, взбираться на помост по предательским ступеням.

Улыбка его стала шире.

— Полагаю, под «каждым» ты подразумеваешь и женщин?

— Конечно. Почему нет? В Италии женщинам разрешено посещать университеты и получать ученые степени. Ты против, чтобы женщины имели право учиться чему-либо еще, кроме домашнего хозяйства?

— Я? Против? — Он широко развел руками. — Боже упаси!

Я внимательно посмотрела на него:

— Ты со мной соглашаешься, потому что так тебе сказали повитухи? Ибо мне прекрасно известно, что среди мужчин бытует мнение — кстати, распространяют его те, кого самих вряд ли можно назвать грамотными, — что образование изначально вредит хрупкой женской морали.

— Никогда о таком не слышал, — ответил он, — хотя, полагаю, в этом что-то есть.

Я зашипела сквозь зубы, но взяла себя в руки, увидев блеск в его глазах. Он с трудом удерживался от смеха.

— Ладно. — Я откинулась на подушки кресла, чувствуя досаду из-за того, что он слишком беззаботно отнесся к столь важному вопросу. — Так или иначе, я намерена издать указ, позволяющий женщинам и заниматься, и преподавать в наших университетах. Собственно, я собираюсь нанять женщину, которая будет учить меня латыни.

— Интересно, есть ли на свете подобное чудо? — язвительно заметил Фернандо.

— Если от меня хоть что-то зависит — то будет, — парировала я.

Больше он сдерживаться не мог. Расхохотавшись, на что я лишь скупо улыбнулась в ответ, он встал и подошел ко мне, чтобы поцеловать.

— В таком случае — конечно, издавай указ, — прошептал он. — Хотя я нисколько не сомневаюсь, что многие мужчины в Кастилии вскоре пожалеют, что Гутенберг вообще изобрел свою машину.

— Ты невыносим, — проворчала я.

Но после того, как он ушел, вновь взяла книгу со столика, погладила золоченую обложку. Самое время показать королевству, что женщины, получив образование, могут служить более высоким целям. Моей Исабель предстояло однажды выйти замуж и выступить в роли нашей представительницы при иностранном дворе. Насколько бы она могла преуспеть, обладая образованием, которого не хватало мне? Вместе с Кастилией она должна пожать плоды новой, просвещенной эпохи; мне хотелось, чтобы женская образованность и желание учиться стали в королевстве обычным делом.

Однако мою решимость нарушили роды. Настали дни уединения — на несколько недель позже, чем предполагалось, поскольку я отказывалась от него до последнего, — а всего через несколько суток после того, как я осталась в компании своих фрейлин, у меня отошли воды. Несколько часов спустя начались мучительные схватки.

Задыхаясь под пропотевшим покрывалом и стиснув зубы, я тужилась изо всех своих иссякающих сил. Чудовищная боль раздирала меня изнутри; казалось, я не выживу и ребенок, которого так долго ждала и о котором столь прилежно заботилась в течение девяти долгих месяцев, станет моей погибелью.

— Тужься, Изабелла, — шептала мне на ухо Беатрис, благословенное прикосновение холодной руки которой я чувствовала под покрывалом. — Повитуха говорит, уже видна головка. Еще немного…

— Пресвятая Дева Мария, — прошептала я, напрягая мышцы для еще одного толчка. — Пусть это будет сын. Прошу тебя, пусть это будет принц.

Все, что я знала, все, к чему я стремилась, в одно мгновение сжалось до одного судорожного вздоха и мучительного сокращения плоти, а затем долгожданного потока горячей крови.

— Есть! — услышала я крик повитухи. — Дитя родилось!

Отчаянно напрягая взгляд, я смотрела, как повитуха, сгорбившись, перерезает и перевязывает пуповину, обтирает от крови и слизи крошечное белое тельце, переворачивает его и вливает мед в раскрытый рот. Чувствуя, будто все мое тело охвачено огнем, я наконец услышала первый крик, и повитуха с торжествующим видом посмотрела на меня.

— Кастилия, — объявила она так, будто в том была ее личная заслуга, — обрела принца.

Мы назвали сына Хуаном, в честь обоих его дедов и нашего святого покровителя Иоанна Крестителя.

Позднее я услышала, что Фернандо представил его двору со слезами на глазах. Я приходила в себя в своих покоях, намереваясь официально появиться на люди после крещения и совершения надо мной очистительного обряда. Однако Беатрис рассказывала мне обо всем, начиная от гордой осанки моего мужа, который высоко поднял нашего маленького инфанта перед шумно приветствовавшими его придворными — Хуан при этом разразился громким плачем, — до безграничного веселья, охватившего королевство. В Сеговии люди танцевали вокруг костров, а в Саламанке убили сотню быков — известие об этом чудовищном спектакле привело меня в ярость, и я отказалась его одобрить. Старый король Хуан прислал из Арагона огромную золотую крещенскую купель; чтобы перенести ее в церковь Святой Марии, потребовалось шесть человек. Он также написал личное письмо, в котором просил нас простить Каррильо за прошлые обиды и вернуть ему прежние доходы как в качестве жеста сострадания в честь рождения сына, так и из уважения к архиепископу, тяжко сражавшемуся за то, чтобы обеспечить нам право на трон, а теперь повергнутого в «уныние и разорение».

Я согласилась. В душе моей не оставалось места для гнева. Я отстояла свои права; после восьми лет замужества обеспечила династии принца, который унаследует как Кастилию, так и Арагон. Мною восхищались даже те подданные, которые так и не покорились, а через несколько дней после рождения Хуана последние оставшиеся в Севилье преступники бежали в удерживаемый маврами портовый город Малагу. Слышавшийся по всему королевству колокольный звон вынуждал священников прятать наложниц и бастардов и крепче сжимать в руках Библию, напоминая, что после появления сына-наследника я смогу в полной мере возобновить реформирование Церкви.