Между Ангелом и Бесом - Элен Форс

— Выдохните. Вам ничто не угрожает. Никто не тронет Вас. — монотонный голос усыпляет. — Вам нужно погрузиться в себя, сосредоточиться на Ваших чувствах и мыслях. Скажите, пожалуйста, что Вы чувствуете?

— Раздражение.

— Хорошо. Это естественно. Закройте глаза и постарайтесь понять, что Вас раздражает сильнее всего?

Макс закрывает глаза и гневно раздувает ноздри, стискивая челюсти. На лбу пролегают несколько морщинок. Кажется, что пару секунд и он выйдет из себя, придушить доктора израненными руками.

— Ваш голос и весь этот цирк. — злой голос режет наэлектризованный голос, но Макс не открывает глаза. Судя по всему на него не действует гипноз.

— Думаю, не поэтому. Вы не честны, в первую очередь, с собой. Вы раздражены из-за происходящего. Вас задевает недоверие. Вам нужно выдохнуть… В глубине Вашего сознания есть все ответы…

Голос Доктора действует усыпляюще на всех присутствующих в комнате.

***

Демьян

У обычных людей всегда есть приятные воспоминания из детства, какие-нибудь мелочи. В альбомах хранятся фотографии с милыми карапузами, смешными моментами с ними, среди них есть и постыдные: голые попы на горшках. Это обыденно. Родители на генетическом уровне должны любить своих детей.

Но со мной все было по другому. С первых минут моей жизни. Мама отреклась от меня, пожалела, что родила меня…

В природе есть такое понятие — близнец-паразит, он высасывает все силы из своего брата, практически питается им. Обычно, такая паразитирующая связь заканчивается смертью одного из братьев. Но наши родители решили бороться за обоих, и их старания увенчались успехом. Совершилось невозможное. Мы родились оба. Но. Огромное жирное «но». Мой младший брат родился очень слабеньким, он не дышал первые минуты своей жизни. Я забрал у него все силы… И за эти минуты она возненавидела меня, ставя на мне клеймо паразита.

Невозможно помнить то, что было с тобой в день твоего рождение. Но в глубине моего сознания хранились истошные крики матери, умоляющие сделать врачей хоть что-нибудь с ее сыном, спасти его жизнь. Она винила себя, что не убила паразита сразу.

Она целовала его постоянно, а меня забывала кормить. Его она стискивала в своих объятиях, ласкала с головы до пяточек, а меня не удостаивала даже взглядом. Я был никому не нужен. От смерти меня спасало только то, что она не хотела совершить грех — убить меня. Другое дело, если бы я умер сам.

Меня могла спасти отеческая любовь. Но родного отца не было рядом, а тот чью фамилию мы носили, любил нас с братом своеобразно, поверхностно. А этого было мало. Он не чувствовал ужаса, происходящего в моей душе.

Младший всю его жизнь был слабым маменькиным сыночком, боялся всего на свете. Макс любил меня задирать, демонстрировать, что родители его в отличие от меня любят. Ему нравилось каждый день везде создавать ситуации, в которых стало бы понятнее — он любимчик. Он истязал кровоточащее сердце. Сейчас я понимаю, что он был всего лишь ребёнок, которому точно также хотелось любви.

Мне захотелось занять его место. Стать Максом. Хотелось, чтобы мамы целовала меня утром и вечером, подтыкала моё одеяло, пекла моё любимое печенье и спрашивала «как мои дела?».

Иногда я его ненавидел за то, что он такой слабый и перетягивает всю ее любовь на себя. Но все же он был моим братом, и я должен был его любить. Любят же не за что-то, а вопреки? Такой логики в нашей семье судя по всему придерживался только я, потому что для остальных я был бельмом на глазу, от которого следует избавиться.

С возрастом мы становились совсем непохожими. Макс становился все более робким и кротким, а мне становилось все труднее сдерживаться: хотелось крушить и ломать все вокруг. Во дворе меня всегда дразнили, что я подкидыш. Меня не любят. Приходилось кулаками выбивать из них прощение.

Я был изгоем. И с возрастом я чувствовал это все острее и острее. Чёрная ненависть на весь мир крепла в моей душе.

Когда нам исполнилось шесть лет, мне даже не вручили подарок. Мама сказала, что я весь этот год себя плохо вёл и не заслужил подарка. А Максу подарили дорогое хоккейное снаряжение и коньки. Папа обещал научить его кататься.

Мы отмечали ЕГО День рождения, не НАШ. Мама демонстративно показывала всем своим видом, что это праздник Макса, папа обошёлся коротким поздравлением и потрепал волосы, бубня что-то в духе:

— вылитый папаша становится.

В тот день я так злился, сидел за праздничным столом и представлял, как вырасту, стану успешным и не зависимым, заведу семью, буду счастлив. А родители с Максом станут бомжами, будут смотреть на меня и жалеть, что так ко мне относились. Еще я безумно жалел, что Макс все-таки родился. Я хотел, чтобы он умер. Тогда бы у родителей был бы один сын, и они любили бы меня.

В моей голове сам по себе родился план, как стать единственным сыном.

***

Он должен был пропасть на время, а его место занял бы я. Тогда бы Мама поняла, что меня можно любить. Я ничем не хуже Макса. Я тоже умею быть добрым и ласковым. Я не сын Дьявола, не исчадие тьмы.

План был прост.

В соседнем доме никогда не закрывали подвал. Это знали все мальчишки во дворе. Бабушка из соседнего дома приютила там своих кошек, поэтому она не закрывала его на ключ. Он торчал в двери. Это тоже все знали. Нужно было только запереть там Макса, вынуть ключ, а себя выдать за него. Им легко притворяться, нужно просто ныть побольше и проситься на ручки.

Меня бы Мама не искала. Наоборот, она бы попросила, чтобы ее избавили от меня. Сняли этот крест. Только радовалась бы моему исчезновению. Я так думал.

Мой план был прост. И он сработал. Я позвал брата посмотреть новую белоснежную кошечку, которая поселилась в подвале. И этот лопух тут же купился. Он бежал в подвал быстрее меня. Дурак. Макс всегда был доверчивым.

Мы пришли в подвал, он долго ходил по подвалу, расписывая мусор в разные стороны и искал кошку, которую я выдумал. Он ходил из угла в угол. Так смешно. Я ненавидел себя за эти чувства, презирал за этот поступок. Не мог решиться оставить его здесь. С ним же могла случиться беда, Макс ничего сам не мог. Лопух, одним словом.

— Макс? Как думаешь, мы когда-нибудь сможем жить как нормальные люди? Мама с Папой могут любить нас одинаково? Мне бы хотелось обойтись без ссор.

— Не думаю, Демьян. Они меня любят. Мама говорит, что такого, как ты сложно любить. Ты родился, чтобы причинять боль. — брат произносит такие страшные слова так просто, не отдавая себе отчета — сколько боли он мне приносит. В таких вещах он был садистом, не осознавая катастрофы, наносил раны на сердце с ангельским видом.

— Смотри, вон она! — указываю на дальний темный угол. Макс подскакивает и бежит туда. А я просто выхожу, закрывая дверь.

До сих пор помню ее тяжесть. Она давила на меня. С каждым поворотом ключа во мне что-то отмирало. Я менялся. Дороги назад не было.