Ночь с Марией. Рассказы - Олег Михалевич

Разумеется, с такой биографией родителей о морской визе можно было и не мечтать. На третьем курсе нам стало ясно, что детям родителей с какими-либо закавыками в биографии, а также детдомовцам или тем, у кого к данному моменту родителей не осталось, виза не светит. Если тебя выпускают за границу, в стране должен остаться заложник – как минимум мать или жена с ребенком. Многие курсанты начали создавать собственные семьи. Кому-то это помогло, кому-то – нет. Максимум, на что могли рассчитывать неудачники – это место в порту на буксире или земснаряде…

Двадцать лет спустя после окончания нами училища Советский Союз распался, при оформлении виз уже никто больше не интересовался биографией родителей претендента или тем, есть ли у него в семье родной человек, которого можно оставить заложником. Но на флоте к этому моменту из нашего выпуска остались немногие. Кто-то из них стал капитанами, кто-то по непостижимой причине не реализовал свое образование и остался матросом. Железный занавес пал, и мореплавание потеряло ореол загадочности и исключительности. Большая часть выпускников нашла себе место на берегу. Но какие-то, очень редкие контакты мы между собой все же поддерживали. Поэтому я не очень удивился появлению в моем офисе того самого Александра, сына врагов народа. Пришел он в поисках работы. Мы разговорились. Оказалось, оставшись без визы, что практически исключало возможность какой-либо морской карьеры, Александр не сдался, получил еще одно образование, на этот раз юридическое, но и здесь помешала биография. Чем он только не занимался за прошедшие годы. Даже страусов разводил в родной Латвии. А потом уехал на заработки в Англию. Еще несколько лет спустя Александр купил автомобиль, дом-прицеп и вернулся на родину.

– По-моему, – сказал я, – теперь у тебя есть резон искать работу на серьезном уровне. Гражданин, с юридическим образованием, с зарубежным опытом, с прекрасным английским, достойным приличной должности возрастом, биографией…

Я чуть было не сказал «…биографией сына врагов советского народа, а стало быть почти политически репрессированный», но вовремя удержался. Мы вместе обсудили возможные варианты и остановились на конкурсной должности руководителя гражданского департамента недвижимости в министерстве обороны. На какой уровень сам себя спозиционируешь, на таком тебя и будут воспринимать.

– Верно! – оценил он мои доводы. – Спасибо тебе огромное за хороший совет, с меня страусиное яйцо.

Александр ушел и больше не давал о себе знать. Ну все, решил я, столько лет не виделись, теперь получил хорошую должность и поплыл себе по волнам молочной государственной реки среди кисельных берегов, чего старых товарищей вспоминать! Какие уж там яйца!

Несколько месяцев спустя я подъехал к дверям центра, где располагается наша контора, и увидал как из припаркованного у входа грузового автобуса вытаскивают ящики с каким-то офисным оборудованием. Грузчик в фирменном рабочем комбинезоне выпрямился, и я узнал Александра. Мне трудно было скрыть разочарование.

– А как-же департамент недвижимости?

В конкурсе на замещение должности Александр участие принял, по всем показателям набрал очень приличное количество балов, а вот на заключительном собеседовании срезался. Вроде бы, по официальной версии, членам комиссии что-то не понравилось в биографии. Скорей всего, конечно, просто на это место давно был присмотрен свой человек, а тут вдруг кто-то со стороны лезет…

Так и остался для новых властей врагом народа.

Ненавижу писать письма. Да и вообще их теперь пишут редко. Увидел, к примеру, на интернетовской доске объявлений что-то вроде «девушка двадцати двух лет приятной наружности познакомится с парнем от двадцати до пятидесяти», отправил эсмээску в три – четыре слова, и частная жизнь практически гарантирована.

Во времена моей молодости познакомиться с девушкой было куда сложней. Разве что на дискотеке или на улице с заранее заготовленной фразой: девушка, как пройти в библиотеку?

Но и девушкам в этом смысле было не проще. Поэтому некоторые, порешительней, брали судьбу в свои руки и… писали письма в заведомо мужские коллективы. Время от времени подобные послания с пометкой «любому курсанту» попадали в мореходное училище.

Однажды мой ближайший на тот момент друг Славик, как и все мы немного сексуально озабоченный, подошел ко мне с таким письмом от студентки по имени Наташа из подмосковного города и сказал, что девчонка вроде интересная, хорошо бы написать ей что-нибудь в ответ. Вот только никак не придумать, что именно.

У нас как раз начиналось скучнейшее теоретическое занятие по военной подготовке, по ходу лекции полагалось что-нибудь записывать, и я с удовольствием взялся помочь другу. К концу лекции у меня было готово добротное ответное письмо. Донельзя довольный Славик переписал мои каракули аккуратным почерком и отослал по указанному адресу.

Началась оживленная, ограниченная только скоростью работы почты, переписка. Я с увлечением сыпал литературными цитатами, размышлял о превратностях морской и не только жизни, маленькими, но четко выверенными шагами двигался к развитию отношений. Слова в письмах оживали, сталкивались, раскатывались и собирались обратно, кокетничали запятыми и многоточиями, выпячивались возбужденными восклицательными знаками, кололись выпяченными тире, царапались кавычками, прятались за скобками и звучали на разные голоса, сливаясь в почти осязаемые образы.

Конспирацию мы соблюдали полную. Каждое письмо Слава, чтобы не проколоться когда-нибудь на сличении почерка, переписывал слово в слово, и бежал к почтовому ящику. Потом Наташа предложила обменяться фото. Очередное ее послание мы ожидали с особым нетерпением. Но и с опасением. Вдруг мы потратили столько времени на записную уродину! Письмо, в котором прощупывался листок плотного картона, мы открывали вместе. С глянцевой фотографии на нас смотрели широко распахнутые на еще неизведанный мир глаза темноволосой красавицы. Почти точно такой, какой ее рисовало мое воображение. Казалось, с четко очерченных, чуть припухлых губ вот-вот слетят самые важные слова, уже почти слышимые мною в ее рукописных строчках. Внутри меня что-то екнуло. Почему я не писал ей сам от себя?

Разумеется, в ответ Славик послал свое изображение. Даже разорился для этого из более чем скромной курсантской стипендии на поход в парикмахерскую и в фотоателье.

С ситуацией – друг все-таки! – я кое-как смирился, похоронив досаду в самых дальних тайниках души, и переписку продолжил. В наших письмах пошли намеки о взаимных чувствах, и с каждым новым посланием тема эта развивалась, если и не взлетая еще к далекой вершине в вихре любви, то, по меньше мере, уверенно поднимаясь по ней со ступеньки на ступеньку. А сам Славик в разговорах со мной уже всерьез размышлял о серьезных намерениях. И то – когда будущему моряку делать выбор, если не в достаточно долгое пребывание в мореходном училище? Тем более, что многие наши сокурсники такой выбор уже сделали, и мы то и дело гуляли на чьих-то свадьбах.

Между тем приближалось время нашей очередной практики. Мы со Славиком получили направление в разные города. Он поехал в Таллинн на судно, которое стояло под погрузкой и должно было выйти в море через несколько дней. У его Дульсинеи в это же время случились каникулы между сессиями. О первой встрече договорились в Таллине.