Небо и корни мира - Юлия Тулянская

– Джахир? Джахир?!

Юноша почтительно высвободился, завершил свой поклон и произнес никому не понятное приветствие на чужом языке. Он был одет в распахнутый кожух, под которым виднелся заплатанный заморский халат. За плечом приезжего висела диковинная круглая лютня, у пояса – кривая сабля в кожаных ножнах.

Яромир с волнением вглядывался в лицо приезжего и, с трудом подбирая слова, заговорил с ним на языке Этерана, которому научился на торговой галере у прикованных рядом с ним смуглых гребцов.

Галеру преследовали морские разбойники. Купец-южанин был в отчаянии: они или вздернут его на рее, или ограбят до нитки, и ему самому придется повеситься. В последней надежде купец кинулся на гребную палубу и стал клясться гребцам, что рабов отпустит на волю и заплатит жалованье, как свободным, а свободных щедро наградит, если только они помогут отстоять галеру.

Разноязыкие гребцы перевели друг другу обещание купца и дали ответ: пусть их только раскуют! Сильные и злые, озверевшие под бичами надсмотрщиков, они защищали галеру, как цепные собаки – хозяйский двор. Видавших виды морских разбойников гребцы рвали едва ли не голыми руками: большинству не хватило оружия, и они дрались цепями и кулаками.

Когда галера благополучно пришла в этеранский порт – Хивару – купец выполнил все обещания. Среди гребцов был молчаливый косматый северянин, с виду такой, каким и должен быть настоящий дикарь из ледяной страны. Он лихо дрался и в бою был заметнее других, а сейчас смотрел на хозяина без всякого выражения, как на стенку.

– Мой друг, – сказал чернобородый купец. – Ты хорошо дрался. Мы с тобой делаем одно дело, и от меня зависит, будет ли тебе завтра, где заработать, ведь так? Я хочу, чтобы мы были довольны друг другом.

Он поднес гребцу чарку. Тот молча выпил и вернул чарку. Было ясно, что вкуса доброго вина варвар не разобрал, а крепости не почувствовал.

– Я отпускаю вас всех на берег, – продолжал купец. – Стоянка будет долгой. Вот тебе немного золота, я думаю, ты найдешь, как потратить его повеселее.

Южанин блеснул зубами в улыбке и сунул в жесткую, одеревеневшую на веслах руку гребца три золотых.

В тот день Яромир сошел с галеры, держа за веревку своего неизменного спутника – Шалого. Он собирался не тратить золото, а сберечь, чтобы в будущем вернуться домой, на родину.

Стоянка в порту вышла долгой не только по торговым делам купца, но и из-за больших потерь в числе гребцов и матросов; вдобавок галера нуждалась в починке.

В Хиваре возле порта было множество крошечных гостиниц: жители сдавали пару-тройку комнатушек в домах. Яромир остановился у одного такого хозяина. В комнатке лежали циновки, стоял кувшин с водой, и на этом кончалось все ее убранство. Собаку пришлось привязать во дворе: пускать ее в комнаты хозяин дома не соглашался ни под каким видом.

Теперь у Яромира был собственный угол. Посидев немного, он лег ничком на циновку и притих. Когда на галере с него сняли цепь, он казался себе внезапно утратившим что-то, до сих пор заполнявшее смыслом дни.

Вечером Яромир спустился поесть. Ему подали миску каши с овощами. Он поел сам, остатки завернул в лепешку и пошел кормить своего больного желтого пса.

Яромир никого не стыдился. Он был чужеземец – самый ничтожный человек на востоке. Поэтому, усевшись на земле под гранатом, он спокойно делил свою лепешку с Шалым.

На обратном пути, поднимаясь по лестнице, Яромир столкнулся с соседом. Это был почти мальчик, с едва наметившимися усиками, одетый в коричневый кафтан из грубой материи; с плеч спадал бурнус. Низ лица юноша закрывал краем бурнуса. При виде чужеземца он тронул рукоять длинного ножа у себя за поясам. Яромиру припомнились слова песни, которую слыхал от грязного уличного певца в халате до пят. В ней говорилось:

На востоке люди страстны и жестоки,

И разбойники прекрасны там, как девы…

«Вот звереныш, может, и вправду разбойник», – мелькнуло у Яромира, но тонкая, статная, хоть и невысокая фигура юноши и в особенности тонкое, смелое лицо вызывали у него одобрение. Парень был в самом деле «прекрасен, как дева», а из-за своей враждебной вспышки, из-за которой на его смуглом лице выступила краска, а черные брови сошлись, стал особенно хорош.

Яромир поднялся к себе. По дороге ему пришел на ум обрывок разговора, который он услышал случайно. Двое постояльцев говорили между собой, что этот мальчик – хузари, кочевник из пустыни. «Что хузари делать в городе? Где его племя?» Яромир прошел мимо и, что говорилось дальше, не слыхал.

Однажды утром, возвращаясь в гостиницу из кабачка, Яромир встретил у калитки четверых хузари. Он догадался, что это люди пустыни, по их одежде, такой же, как у его соседа. У двоих были бороды с проседью, у одного – короткая еще совсем редкая бородка, а четвертый – безбородый юноша с тонкими усиками. На улице еще не было прохожих, только изредка попадались разносчики воды.

«Эге!» – подумал Яромир. Ему стало понятно, кого ждал в портовой гостинице мальчик.

Шалый вздыбил шерсть на загривке, прижимаясь к ногам хозяина. Яромир взял пса за веревку и повел во двор.

Грохнула ставня. Яромир обернулся. Он увидел, как его сосед в одной нижней рубашке выпрыгнул из окна. На груди у него темнело пятно, и Яромир побился бы об заклад, что это кровь.

Приземлившись на ноги, мальчик коснулся рукой земли и выпрямился, сделав несколько нетвердых шагов. Молодой хузари с бородкой тоже перемахнул через подоконник. Седой показался в оконном проеме и спокойно остановился там, глядя во двор. Они заметили Яромира, но не обращали на него внимания: воины пустыни пренебрегли безоружным чужеземцем.

Яромир сделал пару шагов на середину двора и остановился. Паренек в своей окровавленной рубашке затравленно огляделся и, неожиданно бросившись к нему, вцепился ему в рукав. Почти тотчас он упал на колени и склонил голову, словно ожидая, чтобы чужак решил его участь. У Яромира вырвалось тихое восклицание. Воины-хузари смотрели на него без всякого выражения на смуглых и бледных лицах, оттененных иссиня-черными волосами.

Яромир знал, что без оружия не справится с четырьмя вооруженными, и только как мог дружелюбно скалил зубы.

– Эй, хозяин! – окликнул он седобородого в оконном проеме, по его неподвижности и спокойствию догадываясь, что он вожак. – За что?.. – Яромир опустил ладонь на плечо застывшего у его ног мальчика. – Разве он в тех годах, когда может сделать большое зло?

Старик наверху тоном человека, вершащего справедливый суд, отвечал:

– Ты чужой. Можешь уходить.

Гостинца в трущобах порта была не тем местом, где люди сбежались бы на крики и шум.

Яромир ощутил, как вздрагивает плечо юноши под его рукой, сжал его покрепче, наклонился, встряхнул:

– Беги, парень: тут недалеко базар, там люди. Беги!