Боги просят пощады - Татьяна Рябинина

- Ты не спишь? - спросила вдруг Ольга.

- Нет. Я думал, ты спишь.

- Я лежала и… думала. О том, что это похоже на блюз. На последний медленный танец.

Дима поразился, что она думала о том же и нашла то же самое слово, что и он.

- Оля, мы же взрослые люди. Никому ничего не должны. И нам хорошо вместе. Зачем мы все усложняем?

- Нет, Дима, - в темноте прошелестел вздох, теплая рука коснулась его щеки. - Это только кажется, что все просто. Просто бывает, когда два человека просто захотели друг друга и просто переспали. И на этом все закончилось. Но только это не наш случай. Иначе не было бы нужды затевать дискуссию.

- Малыш, это не дискуссия, - Дима поймал ее руку и прижал к своей груди. - Я просто хочу понять, что нам мешает плюнуть на все и быть счастливыми?

- Ты хочешь понять? Ты? - Ольга резко отдернула руку и села. - Сходи к какому-нибудь психоаналитику, пусть он тебе все объяснит. О том, чего ты не можешь или не хочешь понимать!

- Оля…

- Что Оля? Да! Я, как последняя идиотка, влюбилась в тебя сразу же, как увидела. Когда только пришла в эту твою чертову контору. Представь себе, безутешная вдова!

Дима молчал. Ему нестерпимо было даже подумать о том, что он может ее потерять. Но сказать всего три слова, которые Ольга хотела бы от него услышать, почему-то не поворачивался язык. Потому что это было бы неправдой? Или потому что она все равно не поверила бы?

Он притянул Ольгу к себе. Ее глаза, лицо были мокрыми.

- Пожалуйста, не плачь! Оленька, хорошая моя, ну что мне сделать, чтобы ты не плакала?

- Больше всего мне хочется сказать «уйди», - всхлипнула она. - Но не могу. Нет, все-таки… Уходи, Дима, пожалуйста, уходи! Я прошу тебя! Я так больше не смогу! - Ольга уже не сдерживала слез.

Он одевался, не зажигая свет. В тусклом сумраке приближающегося утра было видно, что Ольга сидит, обхватив колени руками и уткнувшись в них лбом.

- Скажи мне только, почему? - спросил Дима. Он знал ответ, но хотел услышать его от нее.

- Не надо, Дима. Может, ты и хотел бы полюбить меня, но не сможешь.

- Почему? - повторил он. - Почему ты так думаешь?

Ольга с досадой покачала головой и не ответила. Она встала с постели, накинула на голое тело халат.

- Пойдем, я провожу тебя, - не оборачиваясь, Ольга вышла в прихожую, зажгла свет, больно резанувший по глазам.

- Мне будет плохо без тебя, - Дима понимал, что надо уходить, но никак не мог себя заставить.

Застонав, Ольга ударила кулаком по косяку двери.

- Черт! Черт! Ну почему все так по-дурацки? Пойми, я хочу быть с тобой, но не могу. Потому что плохо будет нам обоим, - она помолчала и тихо добавила: - Я слишком люблю тебя, чтобы все свелось к пошлой связи. Знаешь, почему я вспомнила те стихи? Я не хотела тебе говорить... Наверно, и сейчас зря говорю… Ты все время называл меня Светой.

«Гадюшник!» - с тоской думал полковник Бобров, разглядывая воспалившуюся заусеницу у ногтя. Палец дергало, как гнилой зуб. Все было плохо. Ну просто ужас как плохо. Только что он, матерый зубр, без пяти минут пенсионер, получил от начальства нахлобучку, как желторотый лейтенант-первогодок. Или вообще - как сержант. Вот вынь да положь им киллерских заказчиков. Немедленно. Вперед, прыжками!

Отделавшийся легким испугом Сиверцев упорно тыкал пальцем в своего бывшего дружка Свирина. Иван кивает на Петра… Да, прошли те светлые времена, когда убийцы все делали сами. Сам захотел, сам убил. Сам сел. Или не сел. А сейчас надо только заплатить - и тебя избавят от необходимости пачкать ручки. Справедливости ради, надо сказать, что киллеры были всегда, но не в таких же масштабах!

Калистратов так рьяно роет под Сиверцева - прямо терьер какой-то. Как он орал, что все это покушение - просто инсценировка, что они с киллером заодно. Мол, Анонимус не промахивается. Уж слишком рьяно… Даже подозрения нехорошие закрадываются. Кому выгодно, чтобы подозревали Сиверцева? Коллегам, конкурентам, Вадику Птице? Наталье Гончаровой? Олегу Свирину? Калистратов проработал следователем без малого тридцать лет, и ни разу ни в чем подобном замечен не был: в подкупе или во взятке. Но кто знает, кто знает… Двое взрослых детей, говорят, у сына серьезные проблемы по части азартных игр…

Свирин Боброву катастрофически не нравился. Помесь моллюска и бледной поганки, вот он кто, Коммутатор этот. Нехилые были за ним делишки. Вывернулся, лег на дно. Бедный и добропорядочный. У «экономистов» где только его белесая тень не мелькала. Но только мелькала. Близок локоть - да не укусишь. Двое людей, с ним связанных, очень уж странно погибли, хотя, на первый взгляд, и вполне естественно. Одна любовница исчезла бесследно, другая, наркоманка, с собой покончила.

Полковник достал из аптечки йод и щедро залил палец.

С самого начала у них было три подозреваемых: Сиверцев, Наталья Гончарова и сам Свирин. Потом Свирина отмели. Следователь делает вид, что Гончаровой вообще не существует. Оперы поставили как раз на нее и считают, что Свирин - ее потенциальная жертва. Сколько времени уже прошло, а дело стоит на месте. Никаких улик, одни эмоции. А по ним все получается складно. Свирин довел дочь Гончаровой до самоубийства, та решила отомстить. Узнала от Балаева о давней истории с Архиповой, использовала это. При таком раскладе Сиверцев оказывается замешанным сюда случайно.

А если все неправильно с самого начала? Если Гончарова - это совсем не Гончарова? Ну, уехала она из Мурманска, ну и что? Ведь была же у них мыслишка, что Свирин мог паспорт Гончаровой-младшей умыкнуть. Переклеить фотографию, год рождения переправить - для умельца раз плюнуть.

Допустим, милейший Коммутатор действительно решил избавиться от дружков. Может, они его шантажировать начали. Чем? Пусть там действительно было убийство - срок давности давно истек. А вот если, к примеру, имело место быть еще и изнасилование… Это немножко другой расклад, при нем вряд ли останешься Коммутатором.

Теплее!

Свирин упирал на то, что Сиверцеву кто-то сказал: Светлана Архипова не утонула, ее убили. И тот решил отомстить. Теоретически такое возможно. Теоретически еще и не такое возможно! Но узнать-то он мог от кого? От Балаева. Или от Калинкина. Или от них обоих.

Вот оно!

Бобров вскочил, забегал по кабинету взад-вперед, подошел к окну. Открыл форточку, снова закрыл. Зачем-то пощупал землю в горшке с чахлым, выращенным из косточки лимоном. Выпил воды из графина. «Не входить, идет процесс!». Наконец догадка оформилась и выпала в осадок.

Допустим, Балаев и Калинкин пришли к Сиверцеву с повинной. Побили себя пятками в грудь, сказали: «Прости нас, Леопольд!». А Сиверцев похлопал их плечу и великодушно простил! Как же, жди! Не стали бы они так подставляться. Значит, должны были всю вину свалить на Свирина - неважно, правда это или нет.