Ее настоящая жизнь - Антон Леонтьев

Внезапно мотор заглох, а дверь фургона с лязганьем отошла в сторону.

Перед ней стояла инквизиторша, прижимающая к уху мобильный.

– Да, отпустить? Вы точно уверены? Ну разумеется…

И, завершив разговор с тем, кто обладал полномочиями отдавать ей приказания, с явной неохотой процедила:

– Выходите, Нина Петровна Арбенина. Сейчас сюда подъедут люди покруче нашего, они хотят с вами поговорить, но беседа пройдет у вас в «Книжном ковчеге». Велели вам уже чай ставить. Тут вскрылись какие-то новые обстоятельства, так что вы никуда не поедете. И ваш дружок-доктор тоже…

И Нина, не веря своему счастью, воскликнула, думая о том, что чая за последние два литературных вояжа напилась на всю оставшуюся жизнь:

– А можно не чай, а кофе?

Тик-так, тик-так, тик-так…

Часы монотонно отбивали такт, и Нина, взглянув на стрелки, поняла, что, несмотря на все события, целых три путешествия в три разные, но в итоге связанные друг с другом литературные вселенные, заняли в итоге всего несколько последних часов.

В ее мире. А в других?

Высокие гости, посетившие ее (двое мужчин без темных очков и в сером, перед которыми робели не только «ребята в черном», но и сама беловолосая инквизиторша), все объяснили, сообщили, что недоразумение исчерпано, с нее и с доктора Дорна, к тому времени извлеченного из фургона литературных дементоров, все обвинения сняты, подозрения в его причастности к сливу информации за рубеж полностью опровергнуты, а она сохранит без малейших ограничений лицензию на «Книжный ковчег» и на путешествия через портал…

Они даже извинились за несколько поспешные, но, как было сформулировано, абсолютно корректные действия своих подчиненных, стоящих на страже закона.

Страже литературного закона.

Извинения были приняты, ночной инцидент исчерпан, а высокие гости, отведав приготовленного Ниной кофе, были унесены в занимающийся над городом рассвет джипами с тонированными стеклами.

Тик-так, тик-так, тик-так…

Воспользовавшись тем, что литературная инквизиторша, вдруг ставшая вести себя по отношению к Нине и даже к доктору Дорну чуть ли не подобострастно, с кухни удалилась, дабы переговорить по мобильному («ребята в черном» все еще сворачивали свой хитрый инструментарий и даже наводили порядок – или то, что под таковым подразумевалось, а вот айтишники уже смылись), Нина, взяв доктора Дорна за руку, ее и только ее, произнесла:

– Женя, ты три раза делал мне предложение, можно теперь я?

Тик-так, тик-так, тик-так…

Доктор усмехнулся:

– Ниночка, и ты три раза отвечала отказом. Так что я тебе сразу скажу…

Он сделал невыносимую драматическую паузу, снял пенсне, положил его на стол и, широко улыбаясь, завершил:

– …что я буду чертовски рад, если ты станешь моей женой!

Он даже опустился на одно колено и, взяв ладонь Нины, поднес ее к своим губам и нежно поцеловал.

– Ты ведь тоже? – спросил он.

И Нина, также опустившись на одно колено, поцеловала его в нос и заявила:

– Ну конечно, мой любимый доктор!

Самый любимый, несмотря на то что она так и не узнала, кто он и откуда пришел.

Ну, литературная тайна!

Тик-так, тик-так, тик-так…

– Не помешаю? – раздался голос инквизиторши, и Нина, понимая, что та, разумеется, помешала, поднялась с колена вслед за доктором Дорном.

Хлопнув по столу небольшого формата книжицей, инквизиторша произнесла:

– Вот, новый опус парижского профессора! Вышедшее буквально на днях очередное литературное разоблачение!

Доктор Дорн качнул головой и, снова водружая на нос пенсне, ответил:

– Мы же все вроде бы выяснили, я не имею к этому ни малейшего отношения…

Инквизиторша, криво улыбнувшись, ответила:

– Да-да-да, это мы проходили, все осталось в прошлом, никто ведь не пострадал…

В самом деле?

Нина, разглядывая французское название профессорского опуса, проронила:

– А разве сам профессор ничего так и не сказал? Значит, плохо с ним ваши французские партнеры поработали…

Это был сарказм, но инквизиторша печально кивнула белесой головой:

– Да, плохо, не скрою, что придерживаюсь того же мнения!

Еще бы!

– У меня бы он запел немедленно и выдал все, что знает, но там же Европа… Они в итоге его даже отпустили на все четыре стороны и еще извинились…

В ее голосе сквозило бесконечное разочарование.

Доктор же произнес:

– Ну, информатор наверняка Шеппард, кто же еще? Ну и ваш заместитель, который ему, как выяснилось, помогал…

Так же, как Нина и доктор Дорн, инквизиторша не была причастна к аферам доктора Шеппарда – это выяснилось после визита высоких гостей. Зато ее правая рука и первый заместитель, прикрывавший свои совместные с доктором Шеппардом аферы именем доктора Дорна, ее доктора, в доме Нины и был арестован.

Инквизиторша злобно усмехнулась:

– Ну, он уже дает показания, а потом понесет заслуженное суровое наказание и отправится туда, куда ни один из нас не захотел бы отправиться!

Нине даже стало жаль ее заместителя, но только на минуточку – ведь тот подставил их, готовый к тому, чтобы доктора Дорна и ее саму отправили туда, куда надлежало теперь отправиться ему самому.

Причем, не исключено, навсегда.

Инквизиторша же, кивая на произведение профессора, сказала:

– Но Шеппард к этому непричастен, потому что в этом литературном мире, как мы точно установили, он не бывал. Но откуда тогда информация?

Нина пожала плечами:

– Ну, это ваша задача – установить истину…

Или то, что литературное КГБ считало таковой.

Инквизиторша же, посмотрев на Нину, ласково произнесла:

– Вы, Нина Петровна Арбенина, вычислили, не без нашей, конечно, активной помощи, убийцу доктора Шеппарда и обезвредили его. Вы предотвратили новое дело «Собаки Баскервилей»…

Нина знала: раз так обхаживает, то сейчас последует предложение, от которого она не сумеет отказаться.

– У вас подлинный талант, это сказали даже они!

Они – это пившие на этой самой кухне каких-то полчаса назад приготовленный Ниной кофе высокие гости.

– Мои ребята и я действуем исключительно в этом мире, а в литературных вселенных у нас руки связаны. А вот у вас, Нина Петровна Арбенина, нет. Так сходите туда и узнайте, как же все было на самом деле! Потому что существует реальная опасность того, что тамошний подлинный убийца тоже скрылся в нашем мире. Но, чтобы его обезвредить, надо сначала явственно знать, кто это.