Волынский. Кабинет-Министр Артемий Волынский - Зинаида Чиркова

Артемий провозглашал тосты на правах хозяина, пил за здравие государя и государыни, за успехи в делах персидских, но боялся перехватить лишку и не усердствовал в питии.

Пётр Андреевич вроде бы напился уже, прикрыл глаза и сидел за столом тихонько, повесив голову и изредка приоткрывая один глаз. Пётр мимоходом глянул на Толстого, шлёпнул старого сановника по высокому парику и улыбчиво сказал:

— Голова ты, голова, кабы не была ты так умна, давно бы я тебя отрубил...

Артемий вздрогнул от грубой шутки Петра, но не подал и виду. А Пётр Андреевич открыл глаза, посмотрел на Петра заплывшими щёлочками, тяжело вздохнул и ответил:

— Все под Богом ходим, государь...

Артемий во все глаза глядел на Петра Андреевича. Этот невысокий, излишне плотный царедворец стал теперь одним из богатейших людей России. Чин действительного тайного советника он получил от Петра сразу по смерти царевича Алексея. «За душегубство...» — думал Артемий и со страхом всматривался в маленькие, заплывшие жиром глазки Петра Андреевича и трепетал под его холодным хищным взглядом. Чуть что не так, и не миновать расправы у Толстого, ведавшего Тайной розыскных дел канцелярией. 1318 крестьянских дворов получил он в награду за розыск по делу Алексея — 1090 дворов казнённого Авраама Лопухина, брата Евдокии, первой жены Петра, да 228 дворов Фёдора Дубровского, замешанного в этом деле. Службу свою начинал Толстой беспоместным дворянином, а теперь в его вотчинах, разбросанных по всей России, числилось более двенадцати с половиной тысяч душ. И теперь он был одним из десятка той самой влиятельной силы, что управляла государством вкупе с самим царём.

Пётр учредил Тайную розыскных дел канцелярию специально в связи с делом своего сына. Но она продолжала существовать и теперь, хоть и разбирала дела не столь важные, как первое кровавое дело. И царь сам выслушивал Толстого, Ушакова и других министров подобных дел раз в неделю.

Пытать — вот занятие Петра Андреевича. Кто на этот раз и в этом походе станет жертвой Толстого?

Ночью он поделился своими сомнениями с женой. Но Александра Львовна успокоила мужа:

— Государь желает иметь под рукой верного и умного человека. А у Петра Андреевича ума палата. Вряд ли какой другой целью озаботился государь-братец... И выкинь из головы, делай своё дело смело и уверенно, и государь оценит твою службу...

Так-то оно так, а всё-таки заплывшие глазки Петра Андреевича не выходили из памяти Артемия — уж больно цепким и пронзительным был их взгляд...

Все суда были готовы принять на борт солдат — десант по высадке на Северном Кавказе. Артемий всё ещё раз тщательно проверил. Как будто всё в порядке, погрузка прошла успешно. 18 июля на флагманский корабль погрузился и Пётр с Екатериной, и десант отправился в плавание по Каспийскому морю. Конница шла посуху.

Июльская жара обливала солдат тяжёлым маревом, жгла непокрытые головы, кидалась в глаза нестерпимым блеском. Кто где мог, укрывался от зноя. Хуже всего приходилось коннице: жара выжгла всю зелень, бескормица скоро покосила половину лошадей, а безводье и худые переправы через горные ручьи и речки сделали поход настоящим мучением.

На море было легче, забортная вода облегчала невыносимую жару, но и здесь было так душно и знойно, что Пётр не выдержал и сбрил свои роскошные чёрные кудри. Смешно было смотреть на топырящиеся уши на голой голове императора, на его тонкую шею, вытягивающуюся из камзола, но Артемий не позволял себе даже улыбнуться. Он и сам страдал от жары, но долгие годы в Персии научили его сопротивляться солнечным лучам, и в самое знойное время надевал он подарок шаха — простую чалму, убрав с неё павлиньи перья. Этот головной убор как нельзя лучше предохранял от солнца.

В походе участвовало 5 тысяч матросов, 22 тысячи пехотных солдат. Всех их надо было обеспечить пищей и пресной водой. И весь поход на Артемии лежала большая ответственность. Главное — всё делал он под глазом царя и его коварного соглядатая Толстого.

Пётр доносил сенату в Санкт-Петербург: «Мы от Астрахани шли морем до Терека, а от Терека до Астрахани. Отколь послали универсалы, а там, выбрався на землю, дожидались долго кавалерии, которая несказанный труд в своём марше имела от безводицы и худых переправ».

Горцы при одном известии о царском походе убегали, прятались в ущельях, но успевали нападать на обозы и отдельных, отставших солдат. Мелкие стычки следовали одна за другой — крупных сражений не бывало до самой Андреевой деревни — Эндери. Накануне Волынский предупреждал бригадира Витерякова, что сей деревни следует зело опасаться, потому как коварны и злонамеренны лезгины. Напоминал, как погибла экспедиция Бековича-Черкасского. Хивинский хан добродушно с виду предложил прокормление экспедиции в разных местах, потому, дескать, что одна деревня не прокормит всех солдат. Бекович послушался, разместил отряд в пяти местах и жестоко поплатился: всех солдат вырезали отдельными группами...

Витеряков, однако, под общим настроем на лёгкий поход не дал себе труда задуматься над словами губернатора. Он с ходу напал на Эндери, желая взять деревню штурмом. Но это дорого обошлось кавалерии: восемьдесят драгун и подполковник были убиты в этом бою.

Пётр взъярился. Он бегал по палубе, брызгал слюной, голова его тряслась, а руки дрожали.

Он приказал срочно явиться на флагманский корабль губернатору Волынскому.

Толстой вместе с Екатериной были в каюте, когда туда вошёл заспанный Артемий, разбуженный вестовым. Толстой сидел у стола, на котором стояли вина и закуски, и спокойно смотрел, как царь бегал по пушистому персидскому ковру.

— Ты доглядывал, сколько войска было в Андреевой деревне? — закричал Пётр.

— Я, государь, — не оробел под его страшным взглядом Артемий.

— А Витерякову ты донёс сведения?

— Я, государь, — всё так же спокойно и громко произнёс Артемий.

— Восемьдесят молодцов ухокали, подполковника ухокали!

Пётр сорвался с места и вплотную подскочил к Артемию.

— Я предупреждал Витерякова, — в той же манере отвечал Артемий. — Горцы — люди коварные, заманили его в засаду...

— Так ты ещё и оправдываться! — бешено вскричал царь.

Он схватил свою тяжёлую трость с литой головкой из свинца и наотмашь ударил Артемия. Кровь залила лицо, но Волынский устоял на ногах.

А Пётр бил и бил со всего размаха, и кровь уже пузырилась на губах Артемия. Наконец Пётр ударил его концом палки по голове, и Артемий упал, обливаясь кровью.

Пётр принялся пинать его ботфортами, нанося всё новые и новые удары.

Пётр Андреевич Толстой спокойно смотрел на экзекуцию.

Не выдержала Екатерина. Она подскочила к Петру, вовремя приняла на себя удар его тяжёлой дубины и ловко перехватила царскую руку.

— Успокойся, Петруша, — ласково сказала она, — забьёшь ведь до смерти, а он полезный делу человек.