Виконт, который любил меня - Джулия Куин

Он влюбился в свою жену.

Он влюбился в свою жену, и теперь мысль о смерти, о том, что придется покинуть ее, знать то, что их совместная жизнь очень короткая - это было больше, чем он мог вынести.

И он не знал, кто же виноват. Он мог указать на своего отца, за то, что он так рано их покинул, за то, что фактически он виноват в этом ужасном проклятие. Он хотел прижаться к Кэйт, радуясь, что она вошла в его жизнь, и может быть положит конец его страхам.

И все же правда была в том, что никто не виноват в его страхах, даже он. Это заставило его почувствовать себя немного лучше, как будто он все же нашел виноватого, и, указав на него пальцем, сказал: - Это твоя вина.

Это было по-детски, он знал, найти виноватого, но ведь любой имеет право на детские эмоции, не так ли?

– Я так счастлива с тобой, - проговорила Кэйт, все еще прижимаясь к его ногам.

И Энтони тоже хотел быть счастливым. Он хотел, будь, проклято все, совсем немного, просто быть с ней и ничего больше. Он хотел радоваться ее победам во всем, заботится о ней. Он хотел забыться, забыть о настоящем и будущем, в ее объятиях и…

Одним резким, непреднамеренным движением, он встал и поднял ее на ноги.

– Энтони? - позвала его Кэйт, - моргая от удивления.

В ответ он поцеловал ее. Их губы встретились во взрыве страсти, стирая все его горькие думы. Он не хотел думать, все, что он хотел, был этот момент слияния их губ. И он хотел, чтобы этот миг длился вечно.

Он схватил свою жену на руки и пошел к кровати. Опустив ее на постель, он тут же накрыл ее тело своим. Она была в полном ошеломлении под ним, такая мягкая и сильная, охваченная тем же пожаром, который сжигал его. Она не могла понять, что пробудило в нем такую внезапную потребность, но почувствовала ее и разделила с ним страсть.

Кэйт уже оделась для сна, и ее пеньюар упал с нее, благодаря его опытным пальцам. Он должен был дотронуться до нее, почувствовать ее, удостовериться в том, что она находиться под ним, и он, действительно, занимается с ней любовью. На ней было надета шелковистая полупрозрачная ночная рубашка бледно-голубого цвета, с завязками на плечах и опускающаяся ниже колен. Это было одеяние, предназначенное для разжигания страсти у мужчин, и Энтони не стал исключением. Было что-то отчаянно эротичное в том, чтобы чувствовать ее теплую кожу через шелк. И его руки бродили по ее телу, неустанно лаская, поглаживая, сжимая, делая все что угодно, чтобы он мог почувствовать ее.

– Энтони, - пробормотала Кэйт, задыхаясь, - С тобой все хорошо?

– Я хочу тебя, - промычал он, задирая ей платье выше бедер, - Я хочу тебя прямо сейчас.

Ее глаза расширились от удивления. Он привстал на коленях, удерживая свой вес на руках, чтобы ей было не тяжело.

– Ты так красива, - прошептал он, - Так невероятно великолепна.

Кэйт пылала от его слов, ее руки прошлись по его лицу, почувствовав его небольшую щетину на щеках. Он поймал одну из ее рук, и, повернувшись, поцеловал ее ладонь, в то время как другая ее рука обвила его шею. Его пальцы нашли тонкие ремешки на ее плечах, привязанные за небольшие петли на ее спине. Требовалось совсем немного, чтобы развязать узлы, но как только шелковистая ткань скользнула по ее груди, Энтони потерял всякое терпение, он дернул завязки, порвал их, и ночная рубашка слетела к ее ногам, оставляя ее полностью обнаженной под его пристальным взглядом.

С неровным стоном он рванул с себя рубашку, и пуговицы полетели в разные стороны, ему потребовались доли секунды, чтобы скинуть с себя брюки. И когда, наконец, они оба стали полностью обнаженными, он накрыл ее тело своим, своим мускулистым бедром раздвигая ее ноги.

– Я не могу ждать, - простонал он хрипло, - Я просто не могу ждать, пока ты будешь готова.

Кэйт лихорадочно застонала, обхватив его ногами, словно направляя его к своему входу.

– Мне хорошо, - задыхалась она, - И я не хочу, чтобы ты ждал.

В этот момент все разговоры прекратились.

Энтони издал примитивный гортанный крик, поскольку он в этот момент погрузился в нее, войдя до конца одним мощным рывком.

Глаза Кэйт широко расширились, и ее рот приоткрылся от удивления от его быстрого и резкого вторжения. Но она была готова для него - более чем готова. Что-то в его неустанном темпе любовных ласк пробуждало страсть глубоко внутри нее до тех пор, пока она не нуждалась в нем с отчаянием, которое заставляло ее стонать, всхлипывать и забывать дышать.

Их любовные ласки не были деликатными, но они всегда были нежными с друг другом. Они горячие, потные, и прижимались к друг другу с такой силой, что казалось они никогда больше не разъединяться. Когда они дошли до кульминации, она была яростной и страстной, и одновременно у обоих, их тела выгнулись, и их крики слились в ночи.

Когда все закончилось, они лежали в объятиях, и с трудом восстанавливали дыхание. Кэйт прикрыла глаза, счастливо улыбнувшись, и сдалась подавляющей усталости.

Энтони нет. Он уставился на нее, в то время как она устало прижалась к нему, и затем наблюдал за ней, как она задремала. Он смотрел, как двигаются, время от времени, глаза под закрытыми веками, смотрел, как поднимается и опускается ее грудь, измеряя темп ее дыхание. Слушал каждый ее вздох и сонное бормотание.

Были некоторые моменты, которые человек хочет навсегда запечатлеть у себя в памяти, и этот момент для него был как раз из них. Но как только он полностью уверился в том, что она заснула; она произвела забавный сонный лепет, прижавшись к нему еще сильнее, и ее глаза медленно открылись.

– Ты все еще не спишь, - пробормотала она, ее голос был сонный и мурлычущий.

Он кивнул, немного беспокоясь, не прижимает ли он ее слишком сильно. Он не хотел ее отпускать. Он никогда ее не отпустит.

– Ты должен заснуть, - проговорила она.

Он снова кивнул, но казалось, просто не мог позволить себе закрыть глаза.

Он сонно зевнула: - Это чудесно.

Он поцеловал ее в лоб и согласно что-то промычал.

Она выгнула шею и поцеловала его в ответ, затем опустила голову на подушку.

– Я надеюсь, у нас всегда будет так же, как сейчас, - пробормотала она, зевая снова и снова, поскольку сон уже настигал ее. - Всегда и навсегда.

Энтони застыл.

Всегда!

Она не могла знать, что это слово означало для него. Пять лет? Шесть? Возможно в лучшем случае семь или восемь.

Навсегда!

Это было слово, которое не имело для него смыслового значения, это было то, что он просто не мог осознать.

Внезапно он не мог нормально дышать.

Как будто его заключили в каменную клетку, и воздух стал спертым. Ему необходимо выйти отсюда. Ему нужно выйти. Ему нужно…

Он кубарем скатился с кровати, а затем, спотыкаясь и задыхаясь, он схватил свою одежду, так опрометчиво брошенную на пол, и стал пихать свои ноги в соответствующие отверстия.