Хищное утро - Юля Тихая

— Они должны были знать. И Харита. И поверенный…

Это был полный абсурд, — такой, что я не поверила. Но Ёши, не затруднившись ни на мгновение, подтвердил свои слова малым кровным обязательством; кровь, кажущаяся чёрной в слабом свете торшера, сбежала по линиям ладони и подчеркнула собой круг брачного зеркала.

— Харита Лагбе, глава колдовской полиции, — Ёши криво усмехнулся, — оплот законности, дитя длинного и могущественного Рода. Тибор Зене, Старший Большого Рода, прошедший путь в без малого сотню лет, уважаемый член Конклава. Крысиный Король. Не слишком ли большие силы для убийства какой-то там девчонки из вымирающей семьи, вполне обычной студентки?

— Может быть, это враги Рода Се?

Ёши невесело засмеялся:

— В этом случае основной подозреваемой стала бы ты.

Я совершенно определённо не убивала Озору Се, в этом я готова была поручиться, — я вообще, к собственному стыду, до траурного халата Ёши на Дне Королей не помнила о её существовании. Заподозрить в связи с Крысиным Королём бабушку тоже было сложно: она всегда была слишком… правильной для такого.

Ёши кивнул, помолчал. И сказал — тяжело, через силу:

— Я не думаю, что дело в том, что она Се. Я думаю, они выбрали девушку, которой никто не хватился бы быстро.

В Огице достаточно молоденьких колдуний, город не испытывает в них никакого дефицита, — но у подавляющего большинства из них есть семья. Каждый вечер они, достойнейшие дочери своих Родов, Больших, малых и совсем крошечных, возвращаются домой. За ними стоят многочисленные родственники со связями, знакомствами и покровительствами.

Совсем другое дело — обескровленный Род Се, Старший которого сгинул где-то в горах, среди хрустальных друз лунных, любился с сотканной из света девой и рисовал картинки.

Весеннее равноденствие. Молодая колдунья из хорошего Рода. Могущественные преступники, которым требуется непонятно что. Отменяющий знак. Запретная магия.

— Жертвоприношение, — тихо сказала я.

— Полагаю.

Закон объявляет запретными все чары, для которых нет должных доказательств; закон суров и однозначен, но кое-в-чём Ёши прав: есть магия не разрешённая, запрещённая и совершенно чёрная.

Неклассические отражения, амулетики и непроверенные чары, не включающие в себя опасных слов — это то, на что Комиссия по большей части закрывает глаза, при отсутствии, конечно, пострадавших. Порой заклинатели увлекаются и сокращают формулы не так, как полагается, а иногда — придумывают на ходу что-нибудь эдакое; не сажать же каждого за это под замок на перевоспитание? Комиссия погрозит за такое пальцем, выпишет предписаний и обяжет прослушать заунывный курс о технике безопасности, и на этом всё закончится.

Другое дело, если от дурного выбора слов кто-то покалечился или погиб; или если сами эти слова устроены так, что легко могли бы привести к печальным исходам. Скажем, всем ясно, что непроверенные взрыватели — это нечто запретное, и что некоторые виды скрывающих чар доступны только государственным органам.

Наконец, есть вещи настолько плохие, что у них даже нет разрешённых аналогов. Такими были разработки моего отца, пожелавшего не создавать сознание в неживой материи, но управлять людьми. А ещё это взывание к Бездне, трансмутация верхних уровней — и чары, требующие в жертву жизнь.

Иногда — человеческую.

Довольно часто, по слухам, — отданную в муках.

Ритуал чернокнижников, для которого похитили Озору Се, должно быть, не удался. Может быть, у неё даже был шанс спастись, если бы её нашли раньше, — а может быть, кто-то из Сендагилея помог ей умереть, и это был лишь сложный способ избавиться от свидетельницы в не слишком подозрительных обстоятельствах.

Их много, чернокнижников. Это Ёши понял очень быстро. И ещё быстрее — что никому нельзя было доверять. Достойнейшие из достойнейших могли оказаться замешаны в этой грязи. И так Ёши, художник и ценитель прекрасного, оказался как-то вдруг «любителем запретной магии», пытающимся найти то ли убийц, то ли доказательств, то ли самого Крысиного Короля.

— Я не хотел вмешивать тебя в это, — устало повторил он. Разметавшиеся халаты касались моих коленей, глаза Ёши были закрыты, а тени под ними — глубоки до черноты. — Это… не твоё дело. Всё это может закончиться очень плохо, и скорее для меня, чем для них. На этот случай тебе лучше бы держаться от меня подальше.

Я кивнула механически. И спохватилась не сразу:

— Я одного не понимаю. Зачем ты тогда на мне женился?

Ёши молчал очень долго. А потом всё-таки уронил:

— Ты позаботишься о моих предках.

lix

— Я всегда говорила, что это плохая идея, — Меридит недовольно цокнула языком и поджала губы. — У него дурная репутация. Это недостойная партия. Пенни! Ты видишь, к чему привела твоя несобранность?

— Старшая Бишиг принимает решения во имя всего своего Рода, — скрипела Урсула, глядя куда угодно, но только не на меня. — Ты отвечаешь за будущее своих людей, моя дорогая. И ты не имеешь права…

А Мирчелла протянула жалостливо:

— Он всё-таки нравится тебе немножко, да?

Один только Бернард молчал. Он стоял размытой тенью прямо передо мной, и я вскинула подбородок:

— А ты что скажешь, дедушка?

— Ты стала совсем взрослой, Пенелопа. Не слушай Керенбергу. Никого не слушай.

Он провёл пальцами по моему лицу — неощутимое движение, от которого против воли бросает в дрожь, — и отошёл в сторону, завис над креслом туманным силуэтом.

— Я всегда говорила, — важно продолжала Меридит, — что Пенни нужен другой мужчина. Этот Се влиял на неё дурно, он разнузданный, невоспитанный мальчишка! Настоящая Бишиг никогда не должна появляться на людях в таком обществе. Он игрок, Пенни! Он порочит честь всего Рода! Страшно даже подумать, что теперь можно со всем этим…

Я прикрыла глаза — и усилием воли запретила себе слушать.

Ёши остался в гостиной. А я не выдержала, сбежала в туалет, долго умывала лицо холодной водой. Когда я выходила, Ёши сидел всё так же, с идеально ровной спиной, и смотрел куда-то вдаль.

— Он вообще ничего такой, — легкомысленно хихикнула Мирчелла. — Упрямые мальчики — это даже и…

Глупости. Всё это глупости.

Дом потемнел, затих. Бабушка заперлась у себя и сейчас наверняка, как обычно по вечерам, чахла над своим старомодным, разлинованным вручную журналом с финансовой отчётностью. Ларион весь день провёл в борьбе с шарнирами. Без Ксанифа в особняке стало даже как-то пусто, хотя на улице, кажется, что скреблось нетерпеливо — должно быть, это Малышка в очередной раз точила когти с алмазным напылением о металлический забор.

Я выглянула в окно своей спальни, но ничего не увидела: похоже, горгулья хулиганила где-то за углом. Вздохнула. Смастерила самокрутку, выдохнула дым в форточку, стряхнула пепел в хрустальную вазу, — предназначенную, вообще-то,