Среди волков - Дженнифер Линн Барнс

Я скорее почувствовала, чем увидела, то воздействие, которое этот звук оказал на Чейза. Он выгнул спину, и его волк вырвался наружу, заставив его переключиться. Подчиняясь инстинкту, я упала на колени рядом с черным, как ночное небо, телом рядом со мной и пристально посмотрела в волчьи глаза. В глаза Чейза. Зарылась руками в его мех — шелковистый, совсем негрубый — и почувствовала, как его сердце бьется под моими ладонями.

Бежать. Бежать. Бежать, сказала я всем. На сей раз мои произнесенные безмолвно слова наполнили всех радостью — и силой, конечно. Поддавшись их влиянию на меня, возбуждению и страстному желанию бежать вместе со всеми, я с трудом поднялась на ноги и побежала, и вся Стая последовала за мной по пятам, окружая меня, желая быть рядом со мной.

Тепло тел моих друзей согревало меня, и адреналин зашкаливал, возбуждение передалось от одного к другому, как камень, подпрыгивающий по поверхности пруда. Лейк, высокая и белокурая даже в волчьем обличье, подталкивала меня сзади, заставляя бежать быстрее, дать себе больше воли.

И когда я это сделала, когда самая последняя из моих стен рассыпалась в прах, только тогда я все осознала.

Стая была единым целым.

Стая была в безопасности.

Стая была — моя.

И на этот раз я лучше умру, чем позволю кому-то забрать ее у меня.

Час спустя обры вновь удобно устроились в своих человеческих личинах, и я смогла вспомнить, что я тоже была человеком. Мэдисон и те из живучих, которые были постарше, начали помогать младшим разбираться с новой для них одеждой, и я в первый раз поняла, что некоторые из детей были не старше близнецов. Самой младшей из них было года два, может быть, три. Рыжеволосая и важная, она заковыляла ко мне в ту самую секунду, как Мэдисон нарядила ее в линялое потрепанное платье. Я встала на колени и раскрыла малышке свои объятия, а потом усадила ее на свое бедро, да с такой легкостью, которую не могла бы в себе вообразить до Кети и Алекса.

С легкостью, которая казалась слишком естественной, если принять во внимание тот факт, что эта девочка должна быть мне совсем чужой.

Лили.

Ее имя всплыло откуда-то из глубины памяти, как будто я всегда знала его. Ее маленькая головка прислонилась к моей груди, и все, что она знала о жизни, перетекло в мое сознание. Вилсон — такой добрый и страшный, и — у-у! — он так больно ударил ее однажды. Красный. Плохой цвет. Плохая штука. Кровь. Мерзкий, набитый ватой кролик с вырванным горлом. И у нее противная вата во рту. И плакать не разрешают.

А потом… потом была я.

В ее глазах я была прекрасной. Высокой и сильной.

Я была надежной.

Наклонив голову так, чтобы наши глаза могли встретиться, я сделала слабый выдох, и девочка начала нюхать как сумасшедшая, пытаясь вобрать в себя запах моего дыхания.

— Привет, Лили, — сказала я. — Я — Брин.

Лили кивнула и, нерешительно улыбнувшись, с недоуменным видом на лице повернулась и показала куда-то пальчиком. Я посмотрела в ту сторону, куда девочка указывала, и увидела Чейза.

Он пересек комнату тремя широкими шагами — как обычно, его движения были текучими, словно вода. Наклонился ко мне и потерся своей щекой о мою щеку. А потом — очень тихо — повернулся к Лили и, слегка улыбнувшись, дунул в ее сторону, позволяя ей уловить и его запах.

Через связь я почувствовала, что для Лили Чейз пах точно так же, как и я. Сосновой хвоей и корицей.

Я прильнула к Чейзу, или, может быть, это сделал он, и Лили снова положила головку мне на грудь, явно намереваясь угнездиться между нами. А мое лицо и лицо Чейза тоже нашли путь друг к другу. Щека к щеке. Лоб ко лбу. Нос к носу. А потом — губы к губам. Поцелуй растянулся на невыносимо восхитительную вечность. Я почувствовала, что проникаю в сознание Чейза и приглашаю его войти в свое. На секунду мир прекратил вращаться вокруг своей оси, и гул нашей стаи стал едва слышен.

Вдруг тишина и неподвижность куда-то исчезли, и я почувствовала, как сидевшие в комнате обры напряглись, и услышала зарождающееся рычание на корне языка у Чейза.

Что-то приближалось.

Не прошло и секунды, а может, двух, как дверь в хижину Бешеного с грохотом слетела с петель, и толпа обров ворвалась в комнату. Я вырвалась из объятий Чейза, и, в одно мгновение ко мне вернулись звуки моей — Моей — Стаи, на этот раз громче, чем прежде.

Наше. Наше. Наше.

Это была наша территория. Эти люди вторглись на нее. А каждому волку, находившемуся внутри моих собратьев по Стае, было известно, как дважды два, что Стаю надо защищать, альфу — слушаться, а тех, кто вторгается на нашу территорию, убивать.

И то, что сначала было легким гудением в наших связях друг с другом, внезапно превратилось в громкое рычание, и хоть мне и не нравилась сама мысль контролировать кого-либо, но я все-таки крепко потянула за свой конец, обуздав их одним-единственным словом «Хватит!»

— Ты? — Потребовалась секунда, чтобы я смогла увидеть говорившего, и еще несколько мгновений, чтобы опознать его.

Шей.

Я застыла, позволив своим чувствам выйти за границы моей новой Стаи, Стаи живучих, и едва я вышла за пределы психологического щита Стаи, защищавшего меня, как энергия комнаты врезалась в меня, словно удар в живот. Подобное я ощущала раньше, в теле Чейза, но теперь я почувствовала что-то новое. Вместо того чтобы выставить защиту или сбежать, мой инстинкт приказывал мне защищать то, что было моим: мою территорию, моих волков, мой статус. Это был Сенат. Это были альфы, но рев Стаи, которую я возглавляла, то, как они подчинились моему и только моему приказу, заставили меня согласиться с неумолимой, неправдоподобной правдой.

Эти люди были альфами. Я тоже была альфой.

— Каллум. — Мои глаза разыскивали его, а губы сами по себе произнесли это слово.

У меня было такое чувство, словно я никогда не произносила его раньше, как будто это было слово на иностранном языке, на котором я не говорила. Я не была уверена в том, что оно значило. Не была уверена в том, чем он занимался и кем он был. Для меня.

Для волков, которых я была обязана защищать.

— Брин, — сказал Каллум спокойно. — Кажется, у тебя небольшие неприятности.

Какой-то альфа фыркнул:

— Где Вилсон?

— Бешеный? — спросила я, и что-то горячее и бурлящее поднялось из моего желудка, прошло через горло и вместе с этим словом полилось наружу чистым ядом. — Тот, который нападал на беззащитных детей и убивал их, чтобы других детей превращать в оборотней? Тот, который использовал это свое умение для того, чтобы влиять на Сенат? Этот Вилсон?

— Да. Этот Вилсон.

Шей не любил меня. Я встретилась с ним взглядом и даже не моргнула. Я позволила ему не любить меня. Это чувство было взаимным.