Комплекс превосходства - Сергей Д. Блинов

накрытый с ног до головы и довольно-таки удачно изображавший то ли деревянную колоду, то ли охапку неизвестно зачем понадобившегося в городе хвороста. Самрай пересадил Ги в паромобиль, который трясся по разбитым мостовым внешних кварталов так интенсивно, что он быстро задремал.

Проснувшись, он увидел за окном лишь череду мелькавших на придорожных столбах фонарей на магических камнях. Свет от них сливался в единую белую полосу, делившую погруженный в ночную тьму мир пополам. Ги прижался виском к стеклу в попытке высмотреть, что творилось в небесах. Там ярко светили звезды. Младшая луна входила в фазу новолуния, ее серп, напоминавший оружие поверженного Галларом демона, нависал прямо над мобилем.

– Что, не спится? – спросил с водительского сидения Самрай.

– Куда уж там.

– Свен сказал, что ты станешь задавать мно-ого вопросов!

– Не сегодня. – Ги повернул голову так, чтобы упереться в прохладное стекло лбом.

– Мог бы хотя бы осведомиться о моем здравии, – обиделся маг иллюзий.

– Извини. Как дела?

Самрай хлопнул Ги по плечу. Тот вздрогнул.

– Никогда так больше не делай.

– Все шоколадней некуда, мой угрюмый друг! – жизнерадостно поведал Самрай. – Эта твоя бумажка шантажиста сработала, как надо. Принц Франк выложил денежки, как миленький! Так что мы с тобою временно богаты.

– С каких пор ты и я превратились в "мы с тобою"?

– Свен попросил тебя поддержать. Не даст он тебе пропасть. Хороший человек он, этот Свен. Да и я умею быть благодарным. Как-никак, без нашего знакомства я б не разбогател. Саммерайль, ну то бишь пращур мой, он все помнил: и злодеев, и добродетелей, так уж на Этернидаде заведено. Сядешь не с тем гостем чаю выпить – и по соседям пересуды пойдут, а не приютишь родственника какого – так вообще общаться перестанут. Так и я все помню. Семейное это.

Ги пробурчал что-то одобрительно-невразумительное, чтобы унять Самрая. Когда тот закончил возносить хвалы своей славной фамилии, беглец задал последний из насущных вопросов.

– А куда мы, собственно, едем?

– Свен не написал?

– Не удосужился.

Самрай хмыкнул.

– Прочь из Эльвеции – это точно. На восток. Угадаешь?

– Давай не будем играть в угадайки.

– Скучный ты, – заявил волшебник. – Даже на три попытки не будешь?

– Самрай, – сказал Ги, – я тебе выплачу половину того, что просил передать Свен, если эта попытка вовлечь меня в детские развлечения станет последней.

Маг рассмеялся.

– Прощаю.

– Тогда я жду ответа.

– Говорят, в Острайхе неспокойное время. – Самрай крутанул руль, и паромобиль съехал с тракта на тряскую проселочную дорогу. – Там легко затеряться и легко найти применение талантам. Как у тебя с гётским языком?

– Schlejcht.

– Как и у меня, – сказал Самрай. – Как и у меня.

Эпилог

Криомант Галлар стоял у запертой двери. Обычную для камер смотровую решетку в узком окошечке заменяло затемненное с одной стороны стекло. Галлар мог видеть то, что происходило в камере, но не наоборот.

Каали Сенг свернулся на полу, по-кошачьи подобрав под себя искалеченные руки. Махаристанец умирал. Оперативники едва сумели дотащить его до каменного мешка, в котором ему и предстояло окончить дни. Читая отчет врача обо всех повреждениях, которые нанес строптивому одержимому мэтр Амарикус, Галлар не раз содрогнулся. Кости рук искрошены практически в муку, внутренние органы разворочены, язык вырван... Каали Сенг держался исключительно на упрямстве и подпитке со стороны демонессы Йоналишармы, которая нынче сидела подле него и гладила слипшиеся от грязи, пота и крови волосы.

Одержимый посмотрел на свою возлюбленную, свое проклятие. Он лежал затылком к обзорному отверстию, и Галлар пожалел, что не станет свидетелем выражения его лица.

– Еще немного, господин, – произнесла Йоналишарма. Динамики на стене с шипением выплюнули ее слова в тюремный коридор. Галлар с пониманием качнул головой.

– Жаль, что он не доживет до суда, – сказал за спиной высший смотритель тюрьмы.

Криомант отмахнулся от поборника справедливости. После того, что случилось в катакомбах и особняке де Валансьенов, даже думать о честных судах и социальной гармонии в случае с замешанными в дела ПСР людьми казалось нелепицей.

– Старший оперативник, вы забываетесь!

– Да что вы? – сказал Галлар, вновь пристраиваясь к окошку.

Плечо Каали Сенга, поднимавшееся и опускавшееся в такт дыханию, задергалось. Йоналишарма нагнулась и поцеловала господина – в щеку, насколько мог разглядеть криомант. Рука демонессы скользнула по лицу одержимого. Она подняла голову и посмотрела прямо сквозь изолирующее стекло и защитные очки галларова шлема в глаза криоманта. Он понял все сразу. Закрыв глаза, он уже знал, что увидит, когда откроет их вновь: пустую камеру. Ни души. Только труп на ледяном полу.

– Все кончено, – сказал Галлар, щелкая дверцей смотрового отверстия.

– И как его хоронить?

– Да откуда мне знать, честное слово, – устало проговорил криомант. – По мне, так лучше всего сжечь.

Смотритель осенил себя знаком охраняющего перста Отца.

– Да разве ж можно сжигать покойников?

– Боитесь, что будет ночами являться? Пустое. Если боги – какими бы они ни были – сотворят с его душой подобное после всех пыток, которым уже ее подвергли, чем они лучше демонов, которыми Каали Сенг повелевал при жизни?

И, не слушая обвинений в богохульстве, криомант взбежал по ступенькам навстречу солнцу и городскому шуму. Тьма осталась позади. И внутри.

Она оставалась внутри еще очень долго. Гран-Агора, принесшую безоговорочную победу Партии Справедливости и Равенства, Галлар перенес мучительно. День выборов никак не желал заканчиваться, а в полицейском участке каждый считал своим долгом зайти и поздравить убежденного социалиста Галлара с триумфом любимой партии.

Криомант не винил себя за то, что бездействовал два дня, последовавшие за бойней в поместье. Обосновать эту апатию он и не пытался, а со временем осознал, что надежда на предстоящие реформы де Валансьена никуда не делась. И что слова политика о двух сердцах пришлись по сердцу самому криоманту.

ПСР оправдывала оказанное народом доверие. Галлар отчасти разделял радость от принятия закона о праве на отдых, почти ликовал, когда де Валансьен объявил о передаче государству убыточных предприятий, впитывал восторг толпы, охраняя порядок во время речей нового премьер-министра, но стоило ему остаться наедине с собой, как в ушах звучал холодный и жесткий голос совершенно иного де Валансьена, человека, оставляющего на растерзание чудовищу