Чудо-чадо и чудовище - Татьяна Любимая

Закрываю глаза. Не верю, что это происходит со мной.

– Дима, посмотри на меня!

Как? Не могу. Зубы в сцепку. Стремно как. Мало мне было увечий, вот еще…

– Дима!

Открываю глаза.

– Не смей думать об этом! – Строго. – Слышишь!

Целует россыпью лицо и мне стыдно за минутную слабость.

– Не буду. Прости...

– Скоро обход, врач сам тебе скажет, что все поправимо.

– Мхм... – что–то я и правда загоняюсь раньше времени. – Юля… была? Знает?

Да уж, спрашивать у одной женщины о другой, хоть и бывшей… А она смеется, в подмышку хихикает.

– Знает. Еще как знает.

– И?

– Дим, – поднимает голову, синевой озорно сверкает, – ты был прав. Она все наврала про беременность. Мы прогнали злую королеву.

– Я ж говорил.

Смотрю на любимую женщину – она идеальная и... моя! Ради одной ее улыбки готов горы свернуть и на ноги встать.

–  А дворец мы все–таки купим. Надо же Джекки и Персика пристроить в хорошие руки?

– Надо–надо, а то у мамы твоей эти проказники в огороде такое творят! Джекки вчера опять на грядках беспредел устроил. Маринка всю вину на себя взяла. Это я, говорит, в песочек поиграла, а следы–то лапок собаки остались. И Джекки весь чумазый, они его потом с Алиской отмывали весь вечер.

Улыбаюсь, представляя картину.

– Мне снилось, что Маришка меня папой назвала.

– Так и было. Я тебе рассказывала, ты спал.

– Расскажи еще раз, а то я что–то все самое интересное проспал. 

И она говорит, говорит, рассказывает, а я слушаю и хохочу, представляя нашу чудо-дочку.

– Елена –

День сегодня… волшебный! С самого утра новости одна лучше другой. И Диму переводят на дневной стационар, и мама возвращается из санатория. Мы с Мариной успели по ней соскучиться. А уж сколько нам надо ей рассказать...

Дочка летает бабочкой по квартире. Конечно, после дома и огорода Любови Михайловны наши комнаты малы для маленького энерджайзера, но Маришка все равно рада – соскучилась по игрушкам, но больше всего по Золотинке. ЗасЫпала ее пожеланиями. Вот и сейчас что–то нашептывает ей, обняв ладошками стекло.

– Дочь, такими темпами наша золотая рыбка потеряет всю волшебную силу.

– А папа обещал ей помощников купить.

Смешная такая. Шепелявит после потери двух верхних зубов.

– Помощников? Это кого, интересно?

– Так других золотых рыбок.

– Тогда надо и аквариум побольше, в этом тесно будет Золотинке с другими рыбками, – опускаюсь на колени, обнимаю со спины дочку перед рыбкой. Вместе наблюдаем, как красавица наша хвостиком виляет, круглыми глазками вращает – довольная вниманием.

– Папа сказал, купит во–от такой аквариум, – дочка обрисовывает круг руками. – Как бассейн у бабы Любы.

– Ого! Балует нас наш Дим Димыч.

– Ага. – Разворачивается, глазенки синие блестят, – мам, он у нас такой хороший! Самый лучший! Его нам папа Слава прислал, да?

Расправляю по плечам дочери косички. Дети так быстро взрослеют.

– Я думаю да… Папа Слава папу Диму точно бы одобрил.

Кнопка обнимает меня за шею. Так трогательно. Так счастливо.

– Ой, Маришка, время! С минуту на минуту приедет бабуля!

Ждем бабулю с санатория. Убираемся, пыль стираем. Олег предлагал забрать ее с вокзала, но маман заверила, что доберется сама.

Вскоре звонит дверной звонок, и я спешу открывать.

– С приездом, мамуль. А мы заждались! – обнимаю маму в коридоре и забираю чемодан.

– Бабуля приехала! – с визгом из комнаты выбегает навстречу бабуле Маришка. Бежит, расставив широко руки для обнимашек.

– О боже! Кто это? – отшатывается мама от ребенка.

– Бабуля, ты чего? – дочка тормозит на полпути, опускает руки и хлопает глазенками. – Это же я, Марина!

– Да? – мама недоверчиво осматривает девочку. – Моя Марина светленькая, а тут негра какая–то. Еще и с косичками. И щеки шире и зубы не все. Не–не, Леночка, ты куда смотрела? Тебе дочь подменили! А наша где? Цыгане украли?

– Мама, – смеюсь, оттаскивая чемодан в комнату, – не пугай внучку, смотри, чуть не плачет уже. Это она в деревне отдыхала.

– Да, бабуля, это солнышко меня раскрасило, а зубки выскочили, когда я яблочко кушала. Откусила, ой, а зубки тю–тю. Мы их потом нашли, мышке отдали.

– Какой мышке? – мама падает на пуфик и поднимает ноги. Мышей она с детства боится.

– Которая под полом живет. Ма–аленькая такая. Чернышка ее поймать не может, а Персик еще глупый.

– Кто такая Чернышка, кто такой Персик? – теряется бабуля перед внучкой.

– Чернышка – это кошка у бабы Любы, а Персик – ее сынок. Когда папа купит нам дворец, мы Персика себе заберем и Джекки тоже. А когда у Маруськи родится козленочек, баба Люба подарит его мне, – тараторит малышка, эмоционально размахивая руками с растопыренными пальчиками.

– Я ничего не понимаю! Какой-то Персик – сынок какой-то бабы Любы… Где вы папу взяли? Что с вами произошло, пока я в санатории была? – мама хватается за голову. – Лена, помогай, расшифровывай!

Не успеваем с Маринкой начать объяснять, как снова звонок в дверь. Переглядываемся – кто это может быть?

Мама открывает. Слышу голос соседки – тети Нины с первого этажа.

– Девочки, – кричит мама с площадки, – я на минутку к соседке, ей помощь моя нужна.

Проходит не минутка, а чуть больше. Возвращается.

– Лена, помогай, – мама из коридора зовет, кряхтит, будто мешки ворочает.

Выхожу к ней и теряю дар речи. Два огромных пакета свежих огурцов и толстый веник разнообразной зелени – зонтики укропа, петрушка, а эти широкие листья, кажется, называются хрен, но я не уверена.

Как? Откуда? А главное – нам зачем столько?

– Мам, вы с тетей Ниной чью–то дачу грабанули?

Забираю пакеты–мешки, тащу волоком на кухню.

– Ага, две.

Маман разувается и несет вслед за мной на кухню зеленый веник.

– Тетя Нина всучила. Ей внуки десять ведер привезли, вот она и раздает. Я хотела пакетик взять, а она мешки наложила. Говорит, посоли огурчики, а то у тебя дочка женихается, пригодится.

– Это она на что намекает? – разворачиваюсь к маме.

– Не знаю, не знаю, тебе виднее, – щурится с хитрецой.

– Ого, сколько пупырчатых! – Маришка прибегает на кухню, окидывает маленькое пространство, забитое огурцами. И откуда слово–то такое знает – пупырчатые?