Завещание бедной красавицы - Светлана Алешина

Костя провез нас чуть вперед, чтобы не вызывать подозрений, припарковался возле одного из немногих оставшихся там деревенских домиков.

— У нас сзади тонированное стекло, сказал Костя, — через него наблюдать будет проще.

Это была излишняя предосторожность, на нас никто не обратил внимания. Особняк этот был на редкость шикарным. Три этажа его были выстроены в манере готического замка, со шпилями и башенками, на стенах великое множество всевозможных украшений, карнизов, ниш, небольших выступов. Все это выглядело изощренно, но аляповато. На каждом окне в первом этаже стояли узорчатые решетки. Окна во втором и третьем ограничивали только кованным из чугуна узорчатым парапетом, высота которого доходила примерно до одной четверти окна. Такой же невысокий узорчатый, будто кружевной парапет окружал крышу, крытую оцинкованным железом, ярко блестевшую теперь на солнце, очень крутую, в готическом стиле, с многочисленными башенками и шпилями в каждом углу и дымовыми трубами каминов. Сам особняк окружала высокая кованая ограда, с такими же воротами. Сквозь них виднелся двор, посыпанный гравием, гараж, пристроенный вплотную к особняку. По двору бегала собака, встретившая фургон яростным лаем.

— Да, ни хрена себе домик, — удивился Володька. Откуда он только набрался таких выражений, интересно знать, от студентов, что ли.

Сквозь тонированное заднее стекло «Волги» мы видели, как бородавчатый вышел из машины, сам открыл ворота, игнорируя кидавшегося на него пса. Потом сел обратно за руль фургона и въехал во двор. В это время дверь особняка открылась и оттуда вышел мужчина. По виду было ясно, что хозяин. Маленького роста, лысый, только узенькая полоска волос на затылке. Бритое лицо, длинные, с резко выдающейся вперед нижней челюстью, четко очерченные скулы. Фигура при небольшом росте очень коренастая и мускулистая, как это бывает у профессиональных борцов или боксеров. Когда я пробовала представить себе колонию строгого режима, то казалось мне, охранники должны были выглядеть точно так же, как этот вышедший из особняка субъект. Одет он был весьма демократично, в серый свитер, джинсы, но из кармана джинсов свисала стальная цепочка часов. На среднем пальце левой руки светился золотом огромный перстень.

Субъект, сойдя с крыльца, цыкнул на бросившуюся ему под ноги собаку, направившись к фургону, открыл дверцу, где сидела Анжелка, и помог ей сойти на землю. Потом, галантно поцеловав ей руку, повел в особняк. Вся эта пантомима в сочетании с его демократичными джинсами и физиономией уголовника производила какое-то шутовское впечатление.

— Где-то я уже видел этого мужика, задумался Костя. — Но вот, интересно, где?

Мы еще немного понаблюдали, как Анжелка вместе с хозяином особняка, на ходу о чем-то беседуя, скрылась в доме, а бородавчатый с напарником стали разгружать фургон.

— Думаю, нам здесь делать больше нечего, — сказала я. — Номер фургона мы записали, адрес особняка, Костя, ты, наверное, сможешь узнать.

— Лучше спросить кого-нибудь, — сказал Костя. Но спрашивать было не у кого: улица была пустынной, только бородавчатый с напарником заносили в дом ящики.

— Ладно, — махнул рукой Костя, — это мы сообразим как-нибудь. А теперь едем на кондитерскую фабрику. Да, Ирина Анатольевна?

Я подтвердила, что именно туда и хочу теперь попасть.

Кондитерская фабрика была окружена толстым и высоким бетонным забором с колючей проволокой. Точно такой же забор находился с другой стороны улицы. За ним скрывался то ли еще какой-то завод, то ли склад. Впереди и позади нас высились жилые многоэтажки. Но, несмотря на обилие человеческого жилья, ощущение безлюдья, тишины и покоя было сильнейшим. И это ощущение усиливалось тем более оттого, что впереди, за бетонным забором кондитерской фабрики, из-за скопления новых девятиэтажек виднелся совершеннейший пустырь: какие-то деревья, кусты, перелески, деревья которых, голые, безлистные в раннюю весеннюю пору, казались безжизненными и потому унылыми. Зато за этим пустырем, на вершине холма, снова виднелись дома и небольшие домики частного сектора и многоквартирные девятиэтажки.

— Да, тихо здесь, — сказал Володя, глядя в окна «Волги». — Не то что у нас в центре.

— Улица Техническая вон там. — Костя показал в какой-то узкий проулок влево. — Там же и ворота, и проходная кондитерской фабрики. А дальше улица Техническая продолжается вон там. — И он показал вправо и вперед, на высившееся возле пустыря скопление девятиэтажек. — Там же и этот «каменный мешок», о котором говорил Игорь.

— Сейчас, Костя, — сказала я. — Ты объясни нам: там, впереди нас, что за пустырь? И там, на пригорке, что за дома? Я что-то в этой части города никак не сориентируюсь.

— Ну, на пригорке — это поселок Солнечный, он нас не касается, — сказал Костя, — а впереди — это вовсе не пустырь, а опытные экспериментальные поля сельскохозяйственного института.

— Ладно, ребята, понятно, — сказала я. — Поедемте лучше сначала посмотрим этот, как ты его называешь, Костя, «каменный мешок».

Костя выразился очень точно. Зажатый между двумя двухметровыми бетонными заборами узкий, ухабистый проулок и впрямь напоминал каменный мешок. Если уж делать засаду, то лучшего места не придумать! Мне так и представилось, как выворачивают внезапно из-за угла две машины, блокируют зеленую «Газель» Игоря, как выскакивают из машины огромные дядьки с автоматами в руках и черными чулками на голове, как они вытаскивают ошалевшего, перепуганного Игоря из его «Газели», как насильно волокут и впихивают в черную «Ауди», в которой он с ужасом узнает машину своего друга Сучкова. Потом они ждут, потом мчатся, презрев ухабы и колдобины на дороге, так что шины скрипят по асфальту и поддон узкой «Ауди» бьется об него. Представив себе все это, я стала вглядываться в пыльную ухабистую дорогу, ища там недавние следы от протекторов машин.

— Слушайте, ребята, — сказала я, — а давайте отсюда попробуем добраться до дома Гореловых. Не на сумасшедшей скорости, а на умеренной, какой, наверное, ехал и Игорь. Посмотрим, сколько времени это займет.

Костя кивнул, и мы поехали. Улица Техническая была раздолбана невероятно, словно по ней исключительно на танках и бронетранспортерах ездили. Когда мы наконец свернули к трамвайной линии, я узнала остановку, где ждала трамвай. Начиная с этого места, дорога пошла лучше. На весь путь до дома Горелова у нас ушло минут семь с небольшим.

— Так вот, ребята, — сказала я, когда мы остановились возле гореловского особняка. — Время смешное, за такое многое не успеешь. Значит, Сучкова застрелили где-то поблизости от «каменного мешка».

— Но ведь в машине этого сделать не могли, — сказал Володька. — Кровью бы все залили.

— Ну да, — согласился Костя, — впрочем, места здесь пустынные. Например, на полях сельхозинститута или где-нибудь в переулке.

Я не могла не признаться, что Костя, пожалуй, как всегда, оказался прав.

— Хорошо, — сказала я, — теперь на кондитерскую фабрику.

* * *

Возле нее, несмотря на выходной, ощутимо пахло ванилином. Наверное, этот удивительно вкусный аромат никогда не выветривается отсюда. Ворота фабрики были низкие, крашенные бледно-коричневой краской, цвета некрепкого какао. И когда мы подъехали, створки их были чуть приоткрыты, а возле них стоял охранник и щурился на солнце. Такой же кремово-желтый, но с черной мордой пес лежал в пыли у ног охранника и грелся на солнышке. Он поднял голову, затем вскочил нам навстречу, едва мы стали выбираться из своей «Волги».