Чужое сердце - Джоди Пиколт

– Шэй! – В глазах у меня заблистали молнии – предупредительный знак. – Вы верите в Бога?

Этот вопрос почему-то его угомонил.

– Я знаю Бога.

– Расскажите об этом.

– В каждом человеке есть частица Бога… И частица убийцы тоже. И только по ходу дела выясняется, какая часть победит.

– И какой же он – Бог?

– Он как математика, – сказал Шэй. – Как уравнение. Только если все вычесть, получится не ноль, а бесконечность.

– А где живет Бог, Шэй?

Он подался вперед и, с металлическим звоном подняв руки, указал себе на сердце.

– Здесь.

– Вы сказали, что в детстве порой ходили в церковь. Тот Бог, о котором вам рассказывали тогда, – это тот же Бог, в которого вы верите сейчас?

Шэй безразлично пожал плечами.

– По какой дороге ни пойдешь, вид везде открывается одинаковый.

Я была на девяносто девять процентов уверена, что уже слышала эти слова – на уроках йоги, которые посещала до того, как поняла: гибкость моему телу не свойственна вообще. Я не верила своим ушам, когда Гринлиф запротестовал на том основании, что цитата из Далай Ламы не равносильна ответу на вопрос. С другой стороны, поверить своим ушам я все же могла. Чем больше Шэй говорил, тем безумнее казался. Сложно воспринимать всерьез претензии человека, у которого в голове такая каша. Шэй рыл могилу для нас обоих.

– Если судья приговорит вас к казни через смертельную инъекцию и вы не сможете стать донором, это огорчит Бога? – спросила я.

– Это огорчит меня. А значит – да, и Бога тоже.

– Тогда, – продолжала я, – почему ваш благородный поступок должен порадовать Бога?

Он улыбнулся мне той улыбкой, которую обычно видишь на фресках с ликами святых и после завидуешь, что не знаешь их секрета.

– Мой конец, – сказал Шэй, – это ее начало.

У меня еще оставались вопросы, но, честно признаться, я боялась ответов Шэя. Он уже перешел к загадкам.

– Спасибо, – сказала я и села на место.

– У меня есть вопрос, мистер Борн, – вступил судья Хейг. – О странных происшествиях в тюрьме уже слагают легенды. А вы сами верите, что творили чудеса?

Шэй поглядел на него.

– А вы?

– Извините, но в зале суда разговоры так не строят. Я не имею права отвечать на ваши вопросы, а вы на мои – обязаны. Так что же, – повторил судья, – вы действительно считаете, что творили чудеса?

– Я просто делал то, что должен был делать. Можете называть это как угодно.

Судья покачал головой.

– Мистер Гринлиф, ваша очередь.

Внезапно в заднем ряду поднялся мужчина. Он расстегнул куртку – и все увидели яркие цифры 3:16 у него на груди. Он сипло завопил:

– Ибо Господь настолько любил мир, что отдал единственного Сына…

В этот момент его подхватили подоспевшие приставы и потащили к выходу под зоркими взглядами телекамер.

– Единственного Сына! – надрывался мужчина. – Единственного! А ты попадешь в ад, как только твои вены накачают…

Дверь захлопнулась, и в зале воцарилась абсолютная тишина.

Удивительно, что этот псих вообще попал внутрь: на входе всех проверяли и обыскивали. Однако оружием его была фундаментальная ярость праведника, и сейчас я уже не могла понять, кто в итоге выглядел глупее – он или Шэй.

– Что ж, – сказал Гордон Гринлиф, направляясь к Шэю, который снова взгромоздил закованные руки на поручень. – Значит, вы единственный последователь своей религии, так?

– Нет.

– Нет?

– Я не исповедую никакой религии. Из-за религии рушится мир – вы же сами видели этого парня, которого вывели из зала. Вот что делает с людьми религия. Она тычет пальцем. Она развязывает войны. Раскалывает страны. Религия – это удобрения, на которых растут стереотипы. Религия не учит святости – только ханжеству, – резюмировал Шэй.

Я закрыла глаза: в лучшем случае Шэй проиграл. В худшем – у меня на лужайке будут жечь кресты.

– Протестую, – вяло промямлила я. – Это нельзя считать ответом на поставленный вопрос.

– Отклоняю, – сказал судья. – Он уже не ваш свидетель, мисс Блум.

Шэй продолжал бормотать что-то невнятное.

– Знаете, что делает религия? Она чертит на песке жирную черту. И говорит: «Не будешь слушаться – окажешься по ту сторону».

Он не кричал, не терял самообладания. Но в то же время и не обладал собой. Он поднял руки к шее и зачесался, громыхая цепями.

– Эти слова, – сказал он, – они мне просто глотку режут.

– Ваша честь, – мигом встрепенулась я, догадавшись, что близится катастрофа, – вы не могли бы объявить перерыв?

Шэй стал раскачиваться из стороны в сторону.

– Пятнадцать минут, – сказал Хейг, и приставы подошли к Шэю, чтобы препроводить его в КПЗ.

Объятый паникой, Шэй, будто блокируя удар, вскинул руки. И у нас на глазах все цепи – те, что сковывали его запястья, лодыжки и талию, те, которыми он постоянно гремел, – с легким звоном упали на пол, словно были сотканы из дыма.

Религия зачастую встает на пути у Бога.

Боно. Из речи на религиозной конференции, 2.02.2006

Шэй стоял подбоченясь и, казалось, был потрясен внезапным освобождением не меньше, чем мы. Сначала никто не мог поверить в случившееся, и вскоре в зале воцарился хаос. С задних рядов доносились выкрики. Один пристав стащил судью с трибуны и повел его в кабинет, другой вытащил пистолет и велел Шэю поднять руки. Шэй замер, позволив приставу заковать себя в наручники.

– Стойте! – завопил отец Майкл у меня за спиной. – Он не понимает, что происходит!

Когда пристав опрокинул Шэя лицом на паркетный пол, он успел поднять на нас исполненный ужаса взгляд.

Я как ужаленная обернулась.

– Какого черта тут творится? Из Иисуса он превратился в Гудини?

– Он иногда такое делает, – пояснил Майкл. Вот только я не поняла, кому: мне или всем присутствующим, в доказательство собственной правоты. – Я пытался тебе сказать…

– Давай-ка я тебе кое-что скажу, – перебила его я. – Наш приятель Шэй только что купил себе билет в камеру смертников – в один конец. Нам нужно уговорить его дать логичное объяснение судье Хейгу.

– Ты его адвокат, – ответил Майкл.

– А ты – его наставник.

– Помнишь, я упоминал, что Шэй со мной не разговаривает?

Я устало закатила глаза.