Тотальная война. Выход из позиционного тупика - Эрих Людендорф

новое напряжение родины – все это были чрезвычайно важные военные мероприятия. Они могли отсрочить решение, если бы правительству удалось побудить весь народ жить только интересами войны. Привести к благоприятному исходу войны они никак не могли. Будущее оставалось поэтому очень туманным, между тем солдат никогда не должен рассчитывать на случай; таким образом, вопросы мира и подводной войны приобретали для нас исключительное значение. Вопрос шел о мире, о поражении в случае отказа от применения неограниченной подводной войны и о возможности победы при помощи такой войны, причем мы должны были перейти на море в наступление и обороняться на суше.

Обозначение «неограниченная» подводная война не совсем точно, как и определение «беспощадная» подводная война.

В сентябре 1916 года мысли имперского канцлера были заняты мирным посредничеством президента Вильсона. В Германии оно было во многих кругах чрезвычайно непопулярно, так как одностороннее покровительство, оказываемое Америкой государствам Антанты, вызывало все увеличивающееся чувство горечи. Имперскому правительству было нелегко не обращать внимания на такое настроение. Несмотря на это, имперский канцлер предложил его величеству дать указание посланнику графу Бернсторфу, чтобы он побудил президента Вильсона выступить перед державами с предложением мира в ближайшее же время, во всяком случае до его переизбрания, которое должно было состояться в начале ноября. Я был вполне с этим согласен и в душе радовался, хотя и относился скептически к успеху такого предложения, зная решимость врага уничтожить нас. Их перспективы на 1917 год были настолько благоприятнее наших, что я сомневался в успехе мирных шагов президента Вильсона, хотя и надеялся на них. С большим напряжением я ждал, последует ли такое предложение в октябре со стороны президента. Однако день его переизбрания в ноябре и весь ноябрь прошли, а он на это не решился. Отныне я больше не рассчитывал на его посредничество.

Тогда граф Буриан внес предложение, чтобы четверной союз выступил активно и со своей стороны поднял перед врагом вопрос о мире. И этот шаг вызвал во мне такое же скептическое отношение, но попытку следовало сделать. Мы должны были только избегать всего, что могло быть истолковано как показатель нашей слабости. Это подействовало бы угнетающе на армию и народ и понудило бы Антанту удвоить свои усилия, чтобы разбить нас. Я действовал по этому вопросу вместе с канцлером, поскольку он привлекал меня к участию в нем. Чтобы не вызвать у неприятеля ложного представления, что нас толкает на этот шаг слабость, я просил подождать с ним, пока поход на Румынию будет так или иначе закончен, 6 декабря пал Бухарест, и я счел тогда военное положение настолько укрепленным, что у меня не было больше возражений против выступления с мирной нотой. Трудовая повинность гражданского населения, сделавшаяся к тому времени законом, также подчеркивала твердую решимость продолжать борьбу в случае, если наше предложение будет отклонено.

Его величество император отнесся к вопросу о мире с полным вниманием. Ясно видно было, что он глубоко чувствовал свою ответственность и долг – как можно скорее дать мир всему миру. 12 декабря четверной союз выступил с мирным предложением. О возможных с нашей стороны мирных условиях последовал обмен мнениями, результат которого выразился в инструкции, данной 29 декабря графу фон Бернсторфу.

Вся пресса Антанты отнеслась крайне отрицательно к вопросу о возбуждении мирных переговоров. Очень скоро выяснилось, что на возможность какого-либо взаимного понимания с Антантой рассчитывать не приходится. Она связала себя соглашениями и тайными договорами, которые можно было осуществить только при условии нашего полного поражения. 30 декабря последовал ответ Антанты; он устранял всякое сомнение в ее воле к уничтожению. Возражение, будто тон нашего предложения с самого начала исключал возможность успеха, не выдерживало критики. Общее наше положение требовало, чтобы мы говорили уверенным тоном. Наши войска сделали невероятно много. Что они должны были бы подумать, если бы мы разговаривали иначе. Мирное предложение не должно было пойти во вред боевой силе армии, и оно не повредило ей, так как оставалось пока изолированным и так как дух армии стоял высоко. Если Антанта честно хотела мира, который был бы справедлив и принес примирение, то она должна была бы пойти на переговоры и предъявить затем свои требования. Если бы переговоры ни к чему не привели вследствие желания аннексий со стороны германского представительства, тогда Антанта могла бы, указав на наши требования, снова увлечь свои народы на борьбу. Мы же в этом случае совсем не могли бы больше заставить сражаться германский народ, который и тогда уже жаждал мира. Еще менее согласились бы идти с нами дальше наши уставшие воевать союзники. Этот простой ход мыслей показывает с несомненностью, что, делая мирное предложение, мы стремились к справедливому и примиряющему миру.

Отказ Антанты в данном случае, и во всех других, более поздних, ясно показывал, что она не хочет никаких переговоров, которые бы свидетельствовали перед всем светом о нашей готовности к миру. Она боялась вызвать своим согласием ослабление воли к уничтожению в собственном лагере и хотела условиями мира окончательно ослабить нас и сразить.

Между тем президент Вильсон обратился 18 декабря к воюющим государствам с нотой, чтобы «узнать мнение всех воюющих государств об условиях, на которых война могла бы быть закончена». Президент хотел, по-видимому, сравнить требования обеих сторон и согласить их на чем-нибудь среднем. Он думал о мире без победителей и побежденных. Нота была передана 21-го. Имперское правительство было осведомлено об этом намерении Вильсона еще в ноябре. Вероятно, долгие колебания президента заставили правительство сомневаться, действительно ли президент приведет свое намерение в исполнение. Впрочем, я недостаточно подробно знаком с тогдашними соображениями правительства.

Правительства четверного союза уже 26 декабря ответили предложением созыва в ближайшем будущем съезда представителей воюющих государств в каком-либо нейтральном пункте. Они уклонились от предложения Вильсона, так как хотели вести переговоры с противником непосредственно. Возможно, что при этом они считались также и с настроением Германии против Америки. Однако поведение Антанты было непримиримо. Ее ответ от 12 января был подтверждением ноты от 30 декабря, только в нем, пожалуй, еще резче сказывалась ее воля к уничтожению. В нем чувствовалась железная воля Ллойд Джорджа, который в начале декабря стал и формально во главе правительства Англии. Следует снова и снова перечитывать ответ Антанты на наше мирное предложение и на ноту Вильсона. Многие составят себе тогда более ясное суждение о возможности добиться мира, не вынужденного для одной из сторон.

Таким образом, обе попытки приблизить мир провалились. По воле Антанты война должна была продолжаться. Она должна была