Две судьбы. Книга 4. Золотая клетка - Семен Малков

Безусловно, строжайше запрещено, но тюремщики издавна пользуются таким приработком. Прошло не более четверти часа, как окошко приоткрылось, и на пол упали лист бумаги и шариковая ручка. Кирилл мгновенно подскочил к двери и услышал тихое предупреждение:

— Через полчаса вернусь. Чтоб было готово!

Подобрав принесенное, он не мешкая стал сочинять записку Петру. Вот что у него получилось:

«Дорогой Петя! Прощай навсегда! Меня оклеветали, но ничего уже не изменишь. Мерзавец Алик, чтобы уменьшить свою вину, прикинулся исполнителем чужой воли и так подтасовал факты, что мне не миновать тюрьмы.

Остается взывать к твоей логике! Ну сам посуди: зачем мне желать смерти Инны — моей подруги детства? И для чего «заказывать» этому подонку, чтобы тебя убил, когда ты — единственный, кто помог нам с матерью в трудном положении, в котором мы оказались?

Поэтому прошу тебя ничему не верить и обращаюсь с последней просьбой: передай с человеком, который доставит эту записку, поясной ремень для меня и две сотни зеленых, чтобы расплатиться за услуги. Больше уже я тебя никогда не побеспокою! Моя жизнь не удалась, и, если меня осудят, я не вынесу позора и унижений тюрьмы.

У тебя благородная натура, и ты должен меня понять!

Кирилл».

Написал на обороте адрес и телефон офиса Петра и с нетерпением стал ждать своего почтальона. Охранник добросовестно выполнил поручение, — в тот же день доставил записку.

В очередной раз Петра ошеломила непредсказуемость бывшего друга. Его держали в курсе следствия, и он знал, что вина Кирилла установлена. Не понимал он в силу благородства души поведения негодяя — и потому не мог, не хотел верить очевидным фактам. Опять его обманула фальшивая логика изобретательного хитреца; гонец ждет в проходной ответа… После секундного колебания он решил выполнить просьбу — да простит его Бог. Что ж, пусть судьба разберется и поставит точку. Юленьку не вернуть, а Кира ожидает скверный конец — достаточно суровая кара за его грязные дела.

Вложил в конверт две купюры по сто долларов, снял с себя поясной ремень, все это тщательно упаковал в пакет и вызвал секретаршу.

— Передайте это человеку, который ждет в проходной!

Петр догадался, конечно, для чего преступнику понадобился ремень, и сожалел, о его неудачной жизни и том горе, которое предстоит пережить Любови Семеновне, — не знал еще, что ее поместили в психиатрическую лечебницу.

Охранник выполнил свою миссию до конца — сумел незаметно передать все арестанту, за что получил от него вторую сотню баксов. А тот, осознав, что теперь в его воле осуществить задуманное, окончательно впал в мрачную меланхолию.

Он ощущал потребность в принятии очередной дозы наркотика — привык уже, — и мысль, что в тюрьме это исключено, его убивала. Вдобавок представил себе картину: в грязной камере гориллы уголовники, заголив ему зад и нагнув, по очереди превращают его в педераста… Взвыл от стыда и боли — будто это происходило на самом деле.

— Нет, до такого не дойду! Лучше смерть! — набравшись решимости, пробормотал он.

Достал ремень, сделал петлю у себя на шее, вытянулся на койке и привязал другой его конец к спинке. Такой способ самоубийства ему был известен из литературы.

Однако мысль — вот он уходит из жизни, а ненавистный Петька благоденствует — невыносима… Решимость его ослабла, и в извращенном мозгу возникла новая идея: написать предсмертную записку и обвинить Петра Юсупова, что побудил его покончить с собой. Пусть его к следователям потаскают! Да и молва пойдет, деловая репутация пострадает…

Задуманная гадость приободрила, придала сил; позабыв, что у него на шее удавка, Кирилл сделал резкое движение, чтобы встать с койки, потерял равновесие и свалился на пол… Узкий ремешок затянулся мгновенно… «Какой бездарный конец…» — последнее, что мелькнуло в его угасающем сознании.

В солнечный майский день, сразу после праздника Победы, в Москву из Германии приехали Яневич с Анфисой Васильевной. Она после операции тоже почти месяц пролежала в клинике, сначала из-за осложнения, а потом помогая ухаживать за сестрой. К счастью, операция прошла успешно и Раиса Васильевна быстро шла на поправку; через месяц ее обещали выписать.

Летать Лев Ефимович не любил, — приехали в воскресенье, берлинским поездом; на Белорусском вокзале их встретило все семейство Юсуповых, включая маленьких Оленьку и Надю: девочки упросили взрослых взять их с собой, благо в просторном лимузине места хватало всем.

Настроение у прибывших было, естественно, лучше, чем при отъезде, но остановиться на квартире у Зубовской, несмотря на материальный выигрыш, они не захотели.

— Слишком тяжки связанные с ней воспоминания. А с деньгами у меня пока, слава богу, без проблем, — объяснил по дороге с вокзала Яневич — он забронировал номера в «Метрополе». — Теперь у нас нет стимула наращивать капитал.

Грустно посмотрел на несостоявшихся родственников.

— Да, и пробудем мы здесь с Фисой дня два, не больше. Сегодня днем сделаем необходимые покупки, оплачу за полгода все услуги на кладбище. Вечером в нашем ресторане устроим сороковины. А уже завтра — в Барнаул.

— Что касается кладбища, — все, что положено, мною там сделано, об этом тебе заботиться не надо, — сообщил ему Петр. — Ограда уже стоит, памятник с высеченным портретом Юленьки готов — ждем только, когда осядет земля. А следят за порядком те же люди, что обслуживают могилу папиных родителей.

— Спасибо, Петя, но это наша обязанность, а не твоя! — мягко, но решительно заявил Яневич. — У тебя, дорогой, впереди уже другая судьба, эта скорбь тебе не должна мешать жить.

— Не знаю, может, ты и прав, — вздохнул Петр, — но у меня дважды сорвалась свадьба, — похоже, вообще не суждено жениться. Ладно, что мы все о грустном, расскажи лучше, как себя чувствует Раиса Васильевна.

Лев Ефимович охотно стал описывать все перипетии сложной, но успешной операции, проведенной немецкими специалистами; признал, что решающую роль сыграл все же донорский костный мозг, самоотверженно пожертвованный сестре Анфисой Васильевной.

Потом рассказал, как жил в Мюнстере, как удалось ему разыскать семейство своей единственной тети… Но тут как раз подъехали к «Метрополю».

— Доскажу вечером, — пообещал Лев Ефимович, выходя из машины. — Мы с Фисой будем ждать вас в главном зале в половине седьмого. А с тобой, Петя, — добавил он, отдавая услужливому швейцару свой объемистый чемодан, — нам еще нужно обсудить кое-какие дела. — И вместе со свояченицей скрылся в дверях гостиницы.

Лимузин повез семью Юсуповых домой, на Патриаршие пруды.

— Не знаю, право, что мне делать с квартирой на Зубовской… — Петр вопросительно посмотрел на родителей. — Жить я там не хочу — покупал для нас с Юлей. Думал отдать Яневичам, а им даже останавливаться там тяжело. Продать, что ли?