Охота на рыжего дьявола - Давид Шраер-Петров

Нашу учительницу звали Маргарет Браун. Я думаю, что Маргарет было лет тридцать пять — тридцать шесть. То есть она пребывала в том счастливом возрасте, когда женская привлекательность разворачивается полностью, не начиная еще удаляться в туманные аллеи осеннего парка. Там тоже своя красота, но это — красота прощания. Маргарет заканчивала магистерскую диссертацию по истории художественного стекла. Она и сама постоянно выставляла свои композиции из цветного стекла в художественных салонах нашего города. Что еще? Да, портрет! Она была стройной шатенкой. Лоб, щеки, нос и губы — все соответствовало стандартам женственности. Помните итальянскую кинозвезду Сильвану Помпанини? Теперь в моде несколько другие пропорции лица и тела. Порезче. Чуть меньше нежности. Чуть больше атлетического начала. Маргарет была не то чтобы высокая, нет. Это, как хорошая бронза. Неважно, сделана ли крупная отливка или миниатюра. Вся игра изгибов, поворотов и округлостей дразнящей женской натуры была ярко выражена в ее фигуре. К тому же, Маргарет была веселая, доброжелательная и влюбленная в английский язык учительница. Она хотела научить нас любви к языку этой страны.

Программа обучения была вольной. Маргарет решила, что нас надо научить конструировать рассказы. Ну, может быть, не в том смысле рассказы, как это принято понимать у нас в России: с завязкой драматической истории, кульминацией отношений и бурным финалом, когда обессиленный от сюжетного марафона герой падает замертво к ногам возлюбленной (или падает от пули чеченца, от удара предательского камня, от рук ревнивого мужа и т. д.). Целью Маргарет было научить нас записать грамотно случай, произошедший в реальной жизни. True story. Тогда, по мнению нашей учительницы, мы сможем грамотно и правдиво описать эксперимент, эпизод из университетской жизни, сочинить письмо или докладную записку. На основании достоверных фактов. Стать грамотными фактографами.

На уроках мы читали вслух тексты, принесенные Маргарет. Пели песни. Смотрели по видео куски фильмов. И вспоминали, пересказывали друг другу (своей паре), обсуждали: прочитанное, услышанное, спетое. А потом — во второй половине урока устно воссоздавали тексты всем классом. Самое же главное в системе Маргарет были домашние задания. Мы сочиняли дома рассказы по-английски, перепечатывали на компьютере, начитывали их на магнитофон и приносили учительнице тексты и кассеты. Она читала и слушала наши сочинения и приносила их с исправлениями на следующий урок в огромной дорожной коричневой сумке. Казалось, половина имущества Маргарет помещается в этой сумке. Кроме кассет, папок с листами бумаги, книг, термоса, кульков с карамельками (она любила сосать карамельки и угощала других), оттуда время от времени вываливался мобильный телефон. Иногда Маргарет раскрывала створки-раковины телефона и звонила какому-то Мишелю. В эти минуты на лице Акиры застывала маска страдания. Как маски в театре Кабуки: мышцы лица стянуты к окаменевшему рту, брови сведены к переносице, веки затворяют путь закипающим слезам.

У каждого была своя пара, чтобы тренироваться. У китайского поэта-диссидента — француз, у аспирантки из Страны Басков ее подружка, у меня — полусонная еврейка из Литвы… Словом, у всех!

И тут нашему японцу повезло. Может быть, впервые в жизни его звезда одиночества оказалась счастливой. Он был без пары, и ему досталась наша учительница Маргарет. Она занималась с Акирой, стараясь расшевелить его своими шутками и анекдотами, которые, впрочем, тотчас громко пересказывала всему классу. Акира как будто бы ожил. Я замечал, что взгляд его все чаще отрывался от поверхности стола и скользил по лицу Маргарет. Когда она вставала, чтобы посмотреть, как идут дела в других подгруппах, глаза Акиры, как намагниченные стрелки, следовали за учительницей. Нет, пожалуй, не стрелки компаса, а огоньки масляных горелок, колеблющиеся на стебельках фитилей от легкого дуновения, шепота, вздоха. Акира ловил дыхание Маргарет Браун, нашей учительницы английского языка. Несомненно, молодой японец был влюблен!

Иногда из дорожной сумки Маргарет раздавался нежный звоночек. Она доставала складной телефон и, улыбаясь, слушала, слушала, повторяя иногда: «Yes, darling… Да, Мишель…» В эти минуты Акира становился каменным истуканом со взглядом, упершимся в стол. Конечно, Маргарет могла замечать эти перемены в настроении молодого японца. И наверняка, замечала. Потому что ласково сказав невидимому Мишелю прощальное «I love you, too…», учительница с особым рвением возвращалась к диалогу с Акирой.

Слова порождают движение. Движение создает историю.

Акира написал свою историю. Рассказ о себе. True story. Собственно, мы все к концу второго месяца занятий с Маргарет, путем исправления наших робких начальных опытов, были подготовлены к тому, чтобы описать связно и в соответствии с правилами английского синтаксиса особенный случай из жизни. Поразительна была искренность и откровенность в описаниях фактов, рассказанных в текстах моих однокашников.

Одна из североиспанок написала о том, как два карабинера остановили ее, в то время еще студентку колледжа, на горной дороге и стали шарить в автомобиле, разыскивая взрывчатку, которую, по их словам, тайком перевозили баски-террористы. Не найдя взрывчатки в машине, карабинеры повели девушку в свой фургон, под предлогом личного досмотра, и по очереди изнасиловали.

Рассказ эфиопа был построен на мемуаре об экспедиции в страну пигмеев, откуда он привез уникальную флейту, выточенную из бедра страуса.

Литовская еврейка из Каунаса написала историю о том, как ее отец разыскивал могилу ксендза, прятавшего еврейских детей. Старика-священника расстреляли немцы. Памятник ксендзу поставила община при каунасской синагоге.

Я написал о страшной истории, произошедшей в детстве. Шел июнь 1941 года. Мне было пять лет. Меня отвезли с детским садом на дачу в Акуловку под Псковом. Началась война. Конечно, мы ничего этого не знали. Почему-то нас не отправили сразу обратно к родителям. Или все произошло так неожиданно и развивалось так молниеносно, что нас не успели сразу вывезти, хотя немцы были совсем рядом. Я проснулся от грохота. Другие дети тоже проснулись. Была ночь, и небо пересекалось полосами прожекторов, как молниями. Сначала я подумал и другие дети подумали, что это гроза: молнии и гром. Это была стрельба зениток, рокот самолетов, взрывы бомб и лучи прожектов. И тут я увидел над самым нашим окном в желтых молниях света самолет с черными крестами на крыльях. С тех пор всякое зло, происходившее в моей жизни, было отмечено черными крестами на крыльях немецких самолетов.

История Акиры Ватанабе, записанная на магнитофоне (для учительницы), напечатанная на компьютере, розданная каждому из нас и прочитанная молодым японским математиком вслух, была необычной, короткой и трагической. Она была даже слишком короткой, чтобы вполне соответствовать жанру true story. Скорее, это была краткая исповедь. Акира назвал свою true story «Как и почему я навсегда ушел из дома». Начал он примерно с такой фразы: «В двадцатидвухлетнем возрасте я окончательно осознал, что не люблю ни мать, ни сестру. И ненавижу отца. Я не мог больше оставаться с ними в одном доме. И ушел навсегда. Вот почему…» Акира родился нежеланным ребенком в семье, принадлежавшей к старинному самурайскому роду. Все мальчики в их роду сызмальства готовились к военной службе. Это было единственное достойное занятие для мужчины-самурая. Война закончилась поражением Японии. Нечего было и мечтать о военной карьере. А если это так, зачем рождаться сыну, думал отец Акиры, поглядывая на беременную жену. Назло, вопреки желанию отца родился мальчик. Отец не обращал на него внимания. Старшая сестра никогда не играла с Акирой, а мать наполняла его мисочку последней. Так повелось с младенчества, протянулось через детство, дошло до последних классов школы и перекинулось на студенческие годы в колледже. Акира приходил домой после занятий. Никто не обращал на него внимания, не спрашивал, как дела, что нового или, в конце концов, не промок ли он под проливным дождем? Не продрог ли от студеного океанского ветра? Не проголодался ли за долгий день в колледже? Отец читал газету. Мать стряпала. Сестра собиралась к подруге на вечеринку. Акира разогревал еду. Кормил золотых рыбок в аквариуме. Смотрел, что попадется (лишь бы сбросить бремя одиночества!), по телевизору. Шел заниматься в свою комнату. Он закончил колледж. Его приняли в аспирантуру в Киотский университет. Осенью перед отъездом в Киото он попрощался с родителями и сестрой, сказав им, что уезжает навсегда.