Бунт Дениса Бушуева - Сергей Максимов

Десятиминутное свидание происходило через железную сетку. Когда время истекло, Ольга никак не хотела уходить. А когда двое конвоиров стали оттаскивать ее силой – она бешено забилась в их руках и крикнула:

– Денис!.. Помни: всегда буду любить… Береги себя, и я себя буду беречь. И верь в то, что мы еще встретимся. И – живи этой верой.

И во взгляде ее Денис прочел столько мучительной любви, что не вынес и, быстро повернувшись, молча ушел за конвоиром.

Гришу Банного не судили. Судебно-медицинская экспертиза признала его ненормальным, и Гришу посадили в сумасшедший дом.

В середине июня и Ольгу, и Дениса отправили по этапу в лагери. Ольгу – на один день раньше. Для нее избрали лагерь в Рыбинске.

Дениса Бушуева отправили на Воркуту.

Путь его лежал по железной дороге через Ярославль, Галич, Киров. Но в Ярославле несколько вагонов с заключенными отделили и прицепили к другому этапному поезду, шедшему на Кострому.

XXXI

Денис Бушуев, прислонившись плечом к стене, стоял у маленького решетчатого окна товарного вагона. Шел дождь, блестящие капли воды бежали по стеклу, оставляя светлые полосы.

Была ночь, и темень стояла непроглядная. За окном мелькали смутные очертания перелеска. Поезд шел где-то за Нерехтой, и скоро должен был проехать по мосту через Волгу.

Бушуев курил и вспоминал.

Вот где-то здесь, на этом перегоне, он хотел вернуться назад, в Отважное, но поехал в Москву. С этого нелепого решения – поехать в Москву, чтобы отдаться там только творчеству, все и началось.

В вагоне было душно и смрадно. У кого-то нашлась стеариновая свеча, ее поставили почему-то на пол. Теперь она превратилась в уродливый, оплывший огарок. Прислушиваясь к монотонному и грустному постукиванию колес, заключенные вполголоса переговаривались, крутили цигарки, курили. На нарах места не хватало – сидели и даже лежали прямо на грязном полу вагона. Какой-то старик, сидя на полу и сложив ноги крест-накрест, тихо раскачивался из стороны в сторону и, закрыв глаза, негромко напевал дребезжащим, сухоньким голоском:

Ой, горе, горе всем нам.

Ой, пойду по святым местам…

Еще в Сергиеве, до которого от самой Москвы в вагоне находились только политические заключенные, в вагон впихнули десяток уголовных преступников; они сразу начали терроризировать политических: посбрасывали кое-кого с нар, поотнимали хлеб. И если бы не Денис, то так бы и продолжали отравлять людям уже отравленную жизнь.

– Эй, вы, социально-милые!.. Кости поломаю! – пообещал он.

Жулье было мелкое, трусливое и быстро стушевалось – могучая фигура Бушуева внушала им страх.

Еще в Ярославле они начали вести себя как-то странно: залезли под нары и принялись там за какую-то работу – из-под нар все время доносилось не то постукиванье, не то скрип.

Денис рассеянно думал то об одном, то о другом. Но больше всего и чаще всего – об Ольге и о сыне. «В сущности, – думал Денис, перебирая в памяти всю свою жизнь, – я как-то мало дал радости людям. Не знаю, прямо ли виновен я в этом, или косвенно, но горя я посеял вокруг себя много… И – зла…»

Думал и о Дмитрии. Этот человек, после своей смерти, вырос в глазах Дениса еще больше. «Он прожил свою жизнь хорошо, правильно и честно прожил…» – думал Денис.

Когда поезд, замедляя ход, стал тяжело подыматься на насыпь к Костромскому мосту через Волгу, Бушуева охватило только одно чувство – чувство сознания того, что всего в восемнадцати километрах село Отважное, его родина, та бедная и убогая родина, милее которой нет ничего на свете. «И сын мой, и сын мой здесь! Здесь, совсем рядом!»

И Денис заметался по вагону, как смертельно раненный, но страшный зверь. Он бросался от одного окошечка к другому, наступая на ноги людям, бормоча и выкрикивая что-то дикое и непонятное. Потом сел на пол, обхватил колени руками и затих, уронив на колени голову.

С трудом волоча тяжелый, длинный состав, поезд въехал на мост – это Денис угадал по вдруг изменившемуся стуку колес, хотя поезд шел очень медленно. И в ту же секунду где-то рядом, за вагоном, раздался выстрел. Потом – другой. Выстрелы захлопали часто и резко. Слышны были крики – должно быть, крики конвойных.

Поезд резко затормозил. Бушуев поднял голову. В вагоне притихли. Вдруг кто-то злобно и громко выругался. И дернул Дениса за штанину. Это был тот самый старик, что напевал «Ой, горе, горе всем нам». Он лежал животом на полу и молча показывал Денису под нары.

Поезд стал. Денис заглянул под нары и увидел, что уголовников нет – у стены вагона, как раз посередине ее, в полу, чернел неровный квадрат. Видимо, жулики каким-то образом вырубили пол и бежали в тот момент, когда поезд, убавив ход, взбирался по насыпи к мосту.

Ни одной секунды не раздумывая, Денис заполз под нары, бросил свое тяжелое тело в пролом и очутился между рельсов, за задними колесами вагона. Внизу, где-то далеко внизу, в просвете между шпал Денис смутно увидел черную, как смола, реку. И в первую минуту он хотел сразу, тут же прыгнуть в Волгу. «Нет, разобьюсь», – мелькнуло у него. И он выполз из-под вагона. Но как только он выполз из-под вагона, откуда-то справа открыли по нему стрельбу. Денис повернул было в другую сторону и уже сделал несколько скачков по направлению к пыхтевшему паровозу, как вдруг увидел, что прямо на него кто-то бежит, на ходу клацая затвором винтовки.

Денис схватился за мокрый и скользкий переплет фермы и вымахнул на узкий деревянный настил для пешеходов. Перемахнув через перила, он стал на краю моста и, не выпуская из рук холодных и мокрых перил позади себя, сделал секундный расчет и тяжело прыгнул вниз.

…Летел он что-то очень долго. И думал о том, чтобы правильно упасть и смягчить удар о воду, с тем, чтобы первыми коснулись воды его ноги, обутые в ботинки. Но уже скоро, очень скоро, он понял, что летит неправильно и что надо во что бы то ни стало выправить в воздухе положение тела. Но успел только подумать об этом.

Удар был невероятно сильный. И в первые две-три секунды Денис потерял сознание. Он почувствовал глухой и страшный удар воды о грудь и лицо, словно он упал не в воду, а на камень. Потом он долго, бесконечно долго шел ко дну. Место было глубокое. Позднее он вспомнил, что раз проходил тут на «Товарище» и слышал от команды, что здесь глубокие ямы, образовавшиеся от кессонов, при постройке моста.

Вынырнув на поверхность, он прежде всего ощутил одну лишь черную муть вокруг себя. Дул сильный ветер, и волны били Дениса по лицу. На небе – ни звезд, ни туч: черная муть. И Денис не сразу сообразил, где берег.

Едва он сделал первое движение руками, чтобы поплыть, как почувствовал невыносимую боль в груди и рот его сразу наполнился чем-то соленым и липким. «Кровь… что-то я отбил…» Собрав остатки сил, Бушуев поплыл. На левой ноге ботинка не было, он, видимо, слетел при падении. Правый мешал плыть, и Денис несколько раз пытался его сбросить, но не смог – так и доплыл до песчаной косы в ботинке.