Ночь - мой дом - Деннис Лихэйн

Первым его успехом на этом поприще стала декриминализация бинго во флоридском округе Пинелас. Затем он добился, чтобы законопроект о разрешении бинго по всему штату рассмотрели уже на осенней сессии, а значит, по всей вероятности, поставили на голосование уже в 1932 году. Его друзья в Майами, гораздо более продажном городе, поспособствовали дальнейшему смягчению властей штата: именно тогда округа Дейд и Броуард легализовали тотализатор. Джо с Эстебаном просто из кожи вон лезли, чтобы купить землю для своих друзей из Майами, и теперь эту землю быстро занимали под ипподромы.

Мазо прилетал взглянуть на «Риц». Недавно у него обнаружили рак, хотя никто, кроме самого Мазо и его врачей, не знал подробностей. Он заявлял, что преодолел этот недуг весьма успешно, однако в результате сделался плешивым и тощим. Некоторые даже нашептывали, что у него и разум помутился, но Джо не увидел тому никаких подтверждений. Мазо очень понравилась эта недвижимость, он похвалил логику Джо: сейчас самое время ударить по игорным табу, ибо сухой закон буквально корчится в агонии. Деньги, которые они потеряют из-за легализации выпивки, отправятся прямиком в карман государства, однако деньги, которые они потеряют на узаконивании казино и налогах с ипподромов, возместит та прибыль, которую они извлекут из огромного числа дуралеев, готовых день за днем ставить на скаковых лошадей.

От посредников также стали приходить хорошие вести, — похоже, благодаря обнищанию страны ему достанется жирный ломоть. В муниципалитетах по всей Флориде — и по всей стране — ощущается острая нехватка средств. Джо разослал своих людей, суливших безграничные дивиденды: налог на казино, налог на гостиницы, налог на еду и напитки, на развлечения, на жилье, на алкогольные лицензии, к тому же (что очень понравилось политиканам) еще и налог на сверхдоходы. Если в какой-нибудь из дней казино заработает больше восьмисот тысяч долларов чистой прибыли, оно должно будет отстегнуть два процента от этой суммы штату. По правде говоря, при таких условиях любое казино, приближаясь к восьмистам тысячам суточной прибыли, прекратило бы официальную фиксацию дальнейших поступлений. Но политикам с их завидущими глазами незачем об этом знать.

К концу 1931 года у него в кармане оказались два младших сенатора, девять членов нижней палаты конгресса, четыре старших сенатора, тринадцать окружных представителей, одиннадцать муниципальных советников и двое судей. Кроме того, он купил с потрохами своего давнего врага-куклуксклановца — Попрыгунчика Хьюитта, редактора газеты «Тампа экзаминер»: тот начал публиковать политические очерки и редакционные статьи, где критиковался порядок, который столь многим позволяет голодать. Между тем любое первоклассное казино на флоридском побережье залива могло бы принять их всех на работу, а полученные деньги дали бы им возможность выкупить свои заложенные дома, а значит, адвокатам нужно будет выйти из очередей за бесплатным питанием и вновь заняться своей профессией, чтобы помочь совершить эти сделки по всем правилам, а значит, понадобятся и чиновники для проверки и регистрации соответствующих бумаг.

Когда Джо вез Мазо на обратный поезд, тот произнес:

— Делай все, что тебе для этого понадобится.

— Спасибо, — ответил Джо. — Обязательно.

— Ты здесь неплохо потрудился. — Мазо похлопал его по колену. — Не думай, что это не будет учтено.

Джо не знал, для чего «учитывать» его труды. Он многое здесь выстроил буквально на пустом месте, подняв из грязи и руин, а Мазо разговаривал с ним так, словно он всего лишь подыскал ему очередную бакалейку, которую можно доить. Возможно, слухи о помутнении разума старика отчасти и верны.

— Ах да, — заметил Мазо, когда они уже подъезжали к вокзалу Юнион. — Слышал, у тебя тут еще остался какой-то отщепенец. Это так?

Джо пришлось несколько секунд подумать.

— Ты про того беднягу, который не платит, что должен?

— Про него, — подтвердил Мазо.

Этим беднягой был Тернер Джон Белкин. Вместе с тремя сыновьями он торговал собственным самогоном в пригороде Пальметто. Тернер Джон Белкин никому не хотел причинять вред, он хотел лишь продавать людям то, что продавали несколько поколений его семьи, заправлять играми, которые велись у него на заднем дворе, да девками, обслуживавшими клиентов в доме на той же улице. Но встраиваться в систему он не желал. Не желал платить дань, не желал сбывать товар, изготовленный компанией Пескаторе, он желал просто вести свой бизнес, как всегда его вел, как вели этот бизнес его отец и деды, еще с тех времен, когда Тампа называлась Форт-Бруком и от желтой лихорадки здесь умирало втрое больше народу, чем от старости.

— Я над ним работаю, — сообщил Джо.

— Как я слышал, ты над ним работаешь уже шесть месяцев.

— Три, — признался Джо.

— Ну и избавься от него.

Автомобиль остановился у обочины. Зеппе Карбоне, личный телохранитель Мазо, открыл ему дверцу и встал в ожидании. На него светило солнце.

— Мои ребята над этим работают, — сообщил Джо.

— Я не хочу, чтобы над этим работали твои ребята. Я хочу, чтобы ты положил этому конец. Лично, если понадобится.

Мазо вылез из машины, и Джо проводил его к поезду, хотя Мазо твердил, что это лишнее. Но, по правде говоря, Джо хотелось увидеть, как Мазо уезжает, ему требовалось это увидеть, чтобы самому себе подтвердить: он снова может спокойно дышать, снова может расслабиться. Визит Мазо напоминал ему визит дядюшки, который заехал на пару деньков, но все никак не отчалит. Хуже того, этот дядюшка считает, что тем самым оказывает тебе услугу.

Через несколько дней после того, как Мазо уехал, Джо отправил пару ребят нагнать немного страху на Тернера Джона, однако вместо этого тот сам нагнал на них страху, причем одного избил так, что пришлось отправлять парня в больницу. И это — без сыновей и без оружия.

Неделю спустя Джо встретился с Тернером Джоном сам.

Он велел Сэлу оставаться в машине и встал на проселочной дороге перед развалюхой этого прохвоста, с красной крышей, с полуобвалившейся террасой, на уцелевшем конце которой стоял лишь холодильный ящик для кока-колы, такой сияющий, что Джо даже задался вопросом: не полируют ли его каждый день?

Сыновья Тернера Джона, мускулистые парни в одних хлопковых кальсонах, босые, обыскали Джо, забрали его «Сэвидж-32» и затем обыскали снова.

После этого Джо вошел в лачугу и уселся напротив Тернера Джона за хромоногий деревянный стол. Он попытался выровнять стол, отчаялся сделать это и затем спросил Тернера Джона, почему тот избил его людей. Тернер Джон, долговязый, костлявый, сурового вида человек с глазами и волосами того же коричневого цвета, что и его костюм, ответил: потому что они пришли с такой ясной угрозой в глазах, что незачем было медлить, пока она оформится словесно.

Джо осведомился, понимает ли он, что это означает: Джо придется убить его, дабы сохранить свою репутацию. Тернер Джон ответствовал, что подозревал это.

— А тогда, — проговорил Джо, — зачем ты это делаешь? Почему просто не платить свою долю?