На зависть Идолам (ЛП) - К. М. Станич

— Это твой выбор части тела? — спрашиваю я, и он хмыкает. — Прекрасно… э-э, зелёный.

Тристан устраивается поудобнее, кладя свою промежность на коврик, так что мы оказываемся почти лицом к лицу. Он смотрит на меня, и я начинаю смеяться. Настолько сильно, что я падаю и оказываюсь непонятной кучей на полу. Тристан садится рядом со мной, тяжело дыша и обливаясь потом, а затем снимает рубашку, отбрасывая её в сторону.

— Ты проиграла пари, — произносит он, но не похоже, чтобы он был так уж рад победе. — Хочешь сыграть ещё раз? Всё или ничего? — я киваю и приподнимаюсь, встречая его пристальный взгляд на себе. Он протягивает руку и проводит пальцами по моему подбородку, и я вздыхаю.

Тристан отстраняется прежде, чем что-либо может случиться, и мы начинаем всё сначала.

На этот раз мы сразу называем части тела и цвета с самого начала.

Через несколько минут мы оказываемся лицом к лицу, рот ко рту. И поцелуй, который мы разделяем в этот момент… самый настоящий из всех, что у нас когда-либо были. Мы подходим к кровати, медленно целуемся, руки блуждают по телам друг друга, но это длится ровно до тех пор, пока не звонит будильник на телефоне Тристана.

Когда он выключается, он стонет и толкает меня, чтобы я легла рядом с ним.

— Уильям будет здесь с минуты на минуту. Тебе действительно нужно убираться отсюда к чёртовой матери.

«Его взгляд подобен льду, но его пальцы словно огонь», — думаю я, когда мы смотрим друг на друга.

Я поднимаю руки, чтобы спрятать лицо, но Тристан ничего этого не замечает. Он опускает их и одаривает меня этой интимной, лёгкой улыбкой, на которую я не могу не ответить. Мы всё ещё лежим там и улыбаемся друг другу, как влюблённые идиоты, когда Лиззи открывает дверь и входит внутрь.

— Чёрт, я думал, она заперта.

Тристан садится и проводит пальцами по своим растрёпанным волосам цвета воронова крыла. Он выглядит почти… мило. То есть, если Тристан Вандербильт вообще способен быть милым. Конечно, он один из самых сексуальных парней, которых я когда-либо видела, но я не уверена, что слово «милый» — подходящее для него прилагательное.

Мои мысли блуждают, поэтому я нажимаю на тормоза и заставляю себя вместо этого посмотреть на лицо Лиззи. Она сейчас разбита вдребезги. Чувство вины захлёстывает меня, такое же неприятное, как удар под дых. Я не хотела, чтобы так произошло. Она, наверное, думает, что мы занимались сексом. Но нет. Всё, что мы делали, это играли в «Твистер», а потом целовались.

Хотя, говоря таким образом, это звучит почти так же плохо.

— Гости приезжают. — Лиззи смотрит на нас, и я не могу не испытывать к ней сочувствия. Что, если бы я оказалась в такой ситуации? Я была бы очень расстроен. Моё сопереживание пробуждается к жизни, и у меня скручивает желудок. — Уильям в ярости; он ищет тебя.

— Конечно, он в ярости. — Тристан хмурится и проводит рукой по вспотевшему лицу. — Я теперь не просто ублюдок, я позор.

Лиззи закрывает дверь, а затем прислоняется к ней спиной, встречаясь взглядом с Тристаном.

Несмотря на то, что внизу у меня есть ещё четверо парней, даже несмотря на то, что когда-нибудь в будущем мне придётся выбирать, я не хочу потерять Тристана сейчас.

— Что? — спрашивает он её, его тело напряжено, мышцы натянуты от напряжения.

Лиззи закрывает глаза, а затем осторожно снимает своё обручальное кольцо. Она снова открывает их, и её радужки окрашиваются яркими красками эмоций: любви, желания и отчаянной нужды.

— Я не знаю, что произойдёт, если я скажу своим родителям «нет», — говорит Лиззи, уставившись на кольцо. — Я думаю, они любят меня достаточно сильно, чтобы пережить это, но… Я не могу этого сделать. Я не могу выйти замуж за Марселя.

Поднимаясь на ноги, я провожу ладонями по переду своего кремового платья, чтобы разгладить складки. Хотя в этом нет смысла. Лиззи не смотрит на меня; единственный человек в этом доме, который существует для неё прямо сейчас, единственный человек, который имеет значение — это Тристан. Янтарные глаза сияют решимостью, Лиззи делает маленький шаг вперёд.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — спрашивает Тристан, вставая и хватая свою рубашку. Он надевает её, а затем смотрит на неё с выражением, в котором в равной степени сочетаются разочарование и растерянность. — Мой отец вышел на тропу войны. Ты ему не нравишься, и ему не нравится Марни, и он не хочет, чтобы весь совет директоров Клуба Бесконечности ввалился в наш дом, чтобы вынести решение.

— Прямо сейчас меня не волнует Клуб, — выпаливает Лиззи, и моё сердце начинает бешено колотиться в груди, вторя пульсирующей точке, которую я вижу бьющейся у неё на горле. Она снова приближается к Тристану, но он не отвечает ей взаимностью. — Всё, что меня волнует — это ты, Тристан. Я люблю тебя.

В её словах нет ничего, кроме чистой, неподдельной правды. Впрочем, для меня это неудивительно: я ожидала этого с тех пор, как впервые увидела её.

Логичнее всего было бы отпустить Тристана, свести его и Лиззи вместе и сосредоточиться на четырёх других парнях, которые ждут меня внизу. Но дело в том, что сердце не использует логику для принятия своего решения. Даже сейчас я боюсь того будущего момента, когда мне придётся выбрать парня, когда мне придётся выбирать среди них.

Если Лиззи и Тристану суждено быть вместе, это случиться. Я не буду ничего делать ни за, ни против этого.

Я прикусываю нижнюю губу.

Лиззи — хороший друг, но Тристан… он заставляет мою кровь петь.

— Я… — они оба смотрят на меня, когда это единственное слово срывается с моих губ. Дело в том, что как только я перестаю говорить, я не могу понять, что вообще хотела сказать.

К счастью, Виндзор здесь, чтобы снова спасти мою задницу. Он вальсирует в дверях, само воплощение беззаботности, весь такой красивый и опрятный, в своей форме третьекурсника. Очевидно, что ему было наплевать на предстоящее заседание Клуба Бесконечности.

— Уильям Вандербильт — умный человек, не так ли? — говорит он, слегка улыбаясь мне.

— Почему это? — спрашивает Тристан, вздыхая и игнорируя все признания Лиззи. — Что он натворил на этот раз?

— Он нашёл кого-то, кто заплатит его взносы в Клуб. — Виндзор наблюдает за выражением лица Тристана, когда тот сжимает челюсти. — Но не твои. Только свои. Он уже пустил слух, что отрекается от тебя.

Тристан притворяется, что ему всё равно, но есть малейший намёк на то, что его