Во имя любви. Жертвоприношение - Мануэль Карлос

– Любопытно! – Элена и Флавия переглянулись. – Мы в таком стиле еще не работали. Интересно попробовать. Но сначала, конечно, нужно посмотреть помещение, потом мы что-то сообразим и прикинем смету.

– Вот о смете, – Милена улыбнулась, – если можно, сделайте для нас скидку! В общем, предлагайте по минимуму. Денег у нас очень мало. Все делаем сами. Тражану дал Лауре и Наталии небольшую сумму. Семейство же Моту пока с этим вопросом не определилось. Так что положение у нас пока незавидное.

– Как у большинства, – вздохнула Флавия. – Ну как, Элена? Принимаем условия?

– Сначала посмотрим помещение, а потом уже будем прикидывать, во что обойдется оформление. Мы вообще-то не рвачи, так что, думаю, столкуемся, – сдержанно сказала Элена и поинтересовалась: – А кто будет у вас демонстрировать моды? Леу? Нанду?

Она представила себе высокого, широкоплечего Фернанду, который недавно заходил к ней просить работу для Орестеса, и невольно засмеялась.

– А что, плохая модель? Особенно в ажурных трусиках, – засмеялась в ответ и Милена.

По тому, как она говорила, как смеялась, как энергично действовала, было видно, что сила и радость переполняют ее, что она чувствует себя любимой, прекрасной, всемогущей. И опять Элена с болью и стесненным сердцем подумала о своей Эдуарде – у нее всегда жизненные силы были в дефиците. Их хватало на то, чтобы держаться стойко, чтобы выстоять, но недоставало на дерзновенное движение вперед.

Они простились с Миленой, договорившись о встрече. Элена вышла и не спеша направилась по улице. На сердце было тяжело. Дневник, которому она в последнее время доверяла все свои мысли, не помогал ей. Самым ужасным было то, что человек, который был готов помочь ей, который окружил ее любовью, который так чутко чувствовал ее состояние – ее муж Атилиу, – был для нее теперь не радостью, а мукой. Живым укором. Нескончаемой болью. Она отгораживалась, защищалась от его любви, от его понимания. Невозможность быть откровенной воздвигала между ними стену. Атилиу чувствовал ее, но молчал, уважая ее страдание, считая, что она страдает из-за смерти ребенка, из-за семейных неполадок Эдуарды. А дальше? Что будет с ними дальше? Слезы душили ее.

Накрапывал дождь.

– Садись, отвезу! – Виржиния остановилась и распахнула дверцу машины.

Сестричка! Столько всего они уже пережили вместе! Сколько еще будут переживать! Они доехали до дома Элены.

– Не уезжай! – попросила она Виржинию.

Та с радостью откликнулась на просьбу сестры побыть с ней. Конечно, у нее было что рассказать, столько новостей!

Они вошли, уютно расположились в спальне.

– Представляешь! Раф нашел покупателя для своей клиники! – жизнерадостно заговорила Виржиния. – В наши-то времена! Это чудо! Ведь поддерживать ее на таком уровне, как привык Раф, стоит бешеных денег. И все-таки нашелся желающий. Больше того, он согласен заплатить не в четыре срока, а в два: первую половину при составлении купчей и через полгода вторую.

– Поздравляю, – сказала Элена, но поздравление прозвучало вяло, нерадостно.

– Что с тобой? – Виржиния внимательно смотрела на сестру: бледную, с кругами под глазами. – Меня давно беспокоит твое здоровье. После родов тебя будто подменили. Я все понимаю, но нельзя же так убиваться. Ты же отдыхала, ездила в Италию. Пойдем к психотерапевту. Ведь Атилиу…

Из глаз Элены потекли слезы.

– Что? – глаза Виржинии расширились. – Неужели он тебя упрекает? Неужели так хочет ребенка, что завел себе другую женщину?

Элена больше не владела собой. Судорожные рыдания сотрясали ее.

– Поклянись! Поклянись жизнью детей, памятью родителей, что никому не скажешь, – потребовала она.

– Клянусь, – сказала напуганная Виржиния. Слезы текли, рыдания смешивались с хохотом – у Элены началась настоящая истерика. И с рыданием она поведала сестре свою страшную тайну.

Виржиния пришла в исступление, она трясла сестру за плечи, хлестала по щекам. Обе были как невменяемые.

– Как ты могла? Как ты могла? – повторяла Виржиния. – Как ты посмела?!

Пощечины возымели свое действие, Элена наконец сумела взять себя в руки. Внешне она выглядела почти спокойной, но внутри… Если она надеялась на сочувствие, на сострадание сестры, то она ошиблась.

Виржиния была вне себя.

– Как ты можешь жить? Как ты можешь спать рядом с твоим мужем, зная, что твоя ложь отняла у него ребенка, о котором он столько мечтал? Ты считаешь, что это твой ребенок? Но это и его ребенок тоже! Ты отняла у ребенка отца! Ты калечишь его судьбу! Почему ты поставила свою дочь превыше всего: добра? Зла? Божьей воли?

– Я сделала это только ради любви, – встрепенувшись, страстным голосом проговорила Элена. – Ради спасения дочери! Только я могла ей помочь. И только Бог мне будет судья!

– Ошибаешься! – Виржиния нервно расхаживала по комнате. – Ты пошла против Бога. Из-за любви, говоришь? Нет, из-за животного эгоизма. Ты чувствовала, что не перенесешь страданий Эдуарды, испугалась, заслонилась от них и принесла в жертву своего мужа и сына. Поклянись, что все расскажешь Атилиу. А не то я все сама ему расскажу!

– Нет! Ни за что! Ты ведь помнишь, ты мне поклялась жизнью своих детей, памятью родителей, что никому никогда не расскажешь то, что я тебе доверила! Помнишь? Помнишь?

– Я не знала, что речь пойдет о преступлении! Ты что, не понимаешь, что ты губишь Эдуарду? Она, Марселу должны повзрослеть. Должны принять от жизни все, что в ней существует. Да, они заслуживают любви и счастья, но и горя, и смерти тоже. Как ты смеешь играть в Господа Бога и говорить: для моей дочери закон жизни и смерти не писан? Она у меня не будет страдать, она не может потерять ребенка? Почему ты сочла, что твоя дочь лучше других?

– Я не думала, что она лучше. – Элена уже не плакала. Обняв колени руками, уткнув в них подбородок, она сидела на кровати сжавшимся комком боли и пыталась понять, как же все это произошло? – Но ты права, я не могла перенести ее страданий. Хотела уберечь ее. У меня в жизни было уже всякое, мне казалось, я легче переживу потерю.

– Ты! Все ты! Я же говорю, что ты страшная, чудовищная эгоистка! Как ты смела забыть об Атилиу? О своем собственном ребенке? А Сезар? Ты испортила жизнь и ему! Теперь я понимаю, отчего он в больнице! Я не узнаю тебя, Элена! Ты всегда была разумной, добросердечной женщиной! Ты помогала другим! А сейчас…

Виржиния остановилась. Мало будет толку, если сестра будет чувствовать себя только виноватой. У нее должны появиться силы преодолеть себя, свой болезненный страх за Эдуарду, свою вину перед Атилиу. Виржиния должна подумать, как помочь им всем. И если понадобится, клятва ее не остановит…

– Я буду ждать, когда ты найдешь в себе мужество и предпочтешь правду лжи! – с этими словами Виржиния ушла.