Артист (Управдом – 4, осень 1928) - Андрей Никонов

— Полетим сюда, — женщина ткнула карандашом в Констанцу, — почти тысяча двести километров точно на запад, топлива должно хватить. Как только пролетим Новороссийск, следим, чтобы Крым остался справа, тогда точно попадём куда нужно.

— А там вы эти доллары и марки отдадите монархистам? — уточнил Травин.

Мурочка рассмеялась.

— Зачем им деньги, — сказала она, — они же всё равно истратят их на пустое. Советская власть, она тут надолго, если не навсегда, все эти дурачки, которые играют в контрреволюцию, их или расстреляют, или повесят, а мы с Базилем хотим жить, и жить красиво. И с тобой поделимся, получишь десятую часть, когда долетим. Всё по-честному. Я всё посчитала, нам лететь восемь часов, за это время почти весь бензин выйдет, и самолёту станет легче. К тому же над морем мы сможем подняться повыше, тогда обзор будет лучше. Я выписала ориентиры, чтобы не потеряться, а ты смотри по компасу, как я нарисовала, летим строго на запад. Базиль тоже смотрит, и если вздумаешь дурить, выкинет твою девчонку за борт. Да, Базиль?

— Выкину, — спокойно ответили сзади. — Так сколько в ящике оставить?

— Десятую часть, я же тебе объясняла, — Мурочка обернулась, — это деньги Сергея, если пограничники их не отберут, и добавь немного на то, чтобы заправиться и нанять на месте пилота до Берлина. Надеюсь, в Румынии говорят по-немецки.

Она похлопала Травина по колену, и перебралась обратно в салон. Оттуда слышались скрип и треск — грабители перепрятывали деньги. Сергей вглядывался вдаль, ища облака. Внизу медленно проплывали степь, редкие посёлки и ещё более редкие города, с такой высоты сливаясь в пестрое одеяло. Изменить курс Травин не мог, он попробовал, и тут же получил от Базиля замечание вкупе со стволом револьвера, прислонённым к уху.

Примерно через час внизу раскинулась зелёная масса деревьев, покрывающих низкие горы, Сергей ещё набрал высоту, и теперь двигался на ста сотнях футов, или трёх километрах. Высоту он старался набирать постепенно. Расстояние от самолёта до земли оставалось прежним, даже чуть уменьшилось, и пассажиры ничего не замечали. Мурочка и Базиль строили планы, что они сделают со своими деньгами, а Лиза уснула. Травин воспользовался облачностью, и поднял самолёт ещё выше, до трёх с половиной тысяч, манёвр не вызвал подозрений. Он старался дышать как обычно, размерено и неглубоко, на такой высоте содержание кислорода в воздухе не изменялось, а вот самого воздуха становилось меньше почти на треть, и обычно человек начинает вдыхать часто и глубоко, отчего эффект получается обратный — содержание кислорода в крови только падает. Услышав, как позади кто-то зевнул, Сергей улыбнулся. Ещё через пять минут Мурочка пожаловалась на головную боль и тошноту.

Травин тоже зевнул, широко и громко.

— Недостаток кислорода, — объяснил он, — ничего страшного. У меня тоже голова болит, но снизиться мы пока не можем, горы под нами, до моря дотянем, а там уже пойдём на двух тысячах футов, надышимся.

На какое-то время его слова грабителей успокоили, в Юнкерсе не было предусмотрено кислородных масок, посадить самолёт и пристрелить Травина пассажиры не могли, им приходилось терпеть и верить ему на слово. Но симптомы нарастали, женщина пожаловалась, что у неё двоится в глазах, Сергей предложил ей лечь и глаза эти закрыть, что она и сделала. Базиль пока держался, и видимо, что-то заподозрил. Потому что он перебрался на переднее сидение, и нацелил на Травина пистолет.

— А ну снижайся. Будешь дурить, упадём все вместе, — пообещал он.

Сергей кивнул. И резко распрямил руку, впечатывая кулак в лицо франта. Тот выстрелил, пуля пробила обшивку, через дырку засвистел воздух. Но Травин уже бил Базиля головой о приборную доску, нескольких ударов хватило, чтобы тот потерял сознание. Сергей оглянулся — Мурочка и Лиза лежали на диванах, свесив руки и открыв рты.

На Юнкерсе стоял простейший автопилот модели Лоуренса Сперри, соединявший рули высоты с механическим альтиметром, Травин отметил, что до ближайшего облака ещё минут десять, и решил рискнуть. Он перевёл рычаг в крайнее верхнее положение и вдавил его, механизм щёлкнул, самолёт чуть нырнул, но сразу выровнялся. Первым Сергей связал Базиля, тот пытался прийти в себя, мычал и даже сопротивлялся, пришлось ещё раз приложить его кулаком по голове. Потом пришёл черёд Мурочки, её Травин привязал к подельнику так, чтобы они и шелохнуться не могли. Проверил у Лизы пульс, подложил ей под голову сложенный мешок, а потом разблокировал управление, и развернул самолёт.

* * *

Ко вторнику всё яснее проступали приметы окончания курортного сезона. В ротондах, галереях и открытых залах ощутимо меньше стало отдыхающих, они спешно покидали город, уезжая кто куда, утренний поезд из Кисловодска через Ростов в Москву был забит под завязку. Из северных районов страны прибывали беспризорные, городская милиция с ног сбилась, отлавливая малолетних бродяжек возле грузовых составов. Профсоюзные здравницы тоже пустели, на зарядку выходила едва ли половина из тех, что были раньше. Экскурсовод Маруся жаловалась, что скоро некому будет показывать грот Лермонтова, и что доход молодой семьи ощутимо упадёт, и что Ляпидевский, гад, похоже, ей изменяет. Теперь она сидела на месте курортной дамы и встречала немногочисленных гостей.

В полдень, после проливного дождя, наконец выглянуло солнце. Травин сидел в полупустом зале ресторана, что расположился слева от Провала, и курил, напротив него Кольцова с ножом и вилкой терзала баранью котлету.

— Бушман сказал, что всех, кто напал на аэродром, поймали, их твоя подружка веснушчатая сдала.

— Так теперь снова Бушман, а не Шуля? — уточнил Сергей.

— Не твоё дело, — покраснела Лена, — и вообще, ты тоже хорош, влипаешь во всякие истории, а расхлёбывать приходится мне. Если бы не я и Шуля, сидеть тебе в камере.

Тут Кольцова была права. После того, как самолёт приземлился на аэродроме в Минеральных водах и к месту посадки были вызваны сотрудники окружного отдела ГПУ, перед Сергеем возникло знакомое по поезду лицо пьяного хама, только теперь этот хам был трезв, вооружён и при исполнении. Травина арестовали первым в качестве главного подозреваемого, а Мурочку и Базиля приписали к свидетелям, те к тому времени давно пришли в себя и пытались освободиться от узлов. Хорошо, что Кольцова видела всё, что происходило на аэродроме, и рассказала Бушману, её слова подтвердил один из чекистов, которого только ранило.

— Советский суд бы разобрался, кто из нас вор, —