Раскрыть ладони - Вероника Иванова

— А я могу тебе запретить?

— Можешь.

— И ты послушаешься?

— Да.

С ним невозможно разговаривать! Отказываюсь. Напрочь. А уж сражаться... Шальная мысль о драке почему-то сразу же сводит в моём воображении демона и Тень, но дальше постыдно сдаётся. Трудно представить, чем мог бы закончиться поединок двух этих чудесников, из которых один не мыслит себя без нападения, а другой в самый неожиданный момент добивается защитой того, чего никто другой не добьётся даже отчаянной атакой. Они были бы вечными противниками. Достойными друг друга? Не знаю. Но зрителям было бы, на что посмотреть!

— Почему?

— Что «почему»?

— Ты сказал, что послушаешься?

— А есть ли смысл возражать? Ведь это всего лишь сладкая булочка. К тому же, я спокойно проживу и без неё, а вот кто-то из ребятишек огорчится.

Да, причём сильно. Насколько помню, семь лет назад в Доме призрения никого сладостями не баловали. Вполне возможно, сейчас что-то изменилось, но верится с трудом.

— Ты потому и хотел запретить, да? Чтобы порадовать малышей?

Ничего я не хотел! И не думал о детях. Просто... Стыдновато признаваться. Правда, он вроде не ждёт признания. Но тогда только больше заслуживает такового!

— Я думал о другом. Или вовсе не думал.

Демон вздохнул, перевешивая корзинку на сгиб правой руки:

— Не нужно быть таким честным.

— По-твоему, лучше лгать?

— И лгать не нужно. Можно ещё и молчать, верно? Потому что случаются минуты, когда слова только всё портят.

И тут он прав. Но я не умею. Ни лгать, ни молчать.

— У меня не доброе сердце.

— И не злое. Как и у всех.

— Я не хотел обманывать и прикидываться...

— Заботливым дяденькой? Конечно. А знаешь, почему? Потому что тебе нет никакого дела ни до этих сладостей, ни до этих детей, и ты ни за что на свете не стал бы нарочно покупать корзину лашиков и тащить её в приют. Но раз уж обстоятельства так сложились, доведёшь дело до конца. Верно?

До всего-то он догадывается! Демон, одним словом. Коварный, хладнокровный, изворотливый. И охочий до сладкого, потому что его пальцы снова пытаются заползти под салфетку, на которой проступают масляные пятна.

— Не можешь удержаться?

Трясёт головой:

— Не-а. Люблю сладкое, ничего не могу с собой поделать.

— Ну так ешь.

— Разрешаешь?

Не отвечаю, но он по моему лицу понимает: можно. Достаёт пышный шарик, осторожно сдувает сахарную пудру, принюхивается и довольно облизывается, но почему-то не торопится отправить лакомство в рот. А мгновением спустя я узнаю причину промедления. Когда лашик оказывается у меня под носом.

— Хочешь укусить?

— Нет.

— Точно?

Вот надоеда! Но от пушистого комочка исходит такой соблазнительный аромат... Всё, слюни уже потекли. Подлый искуситель! Но всё ещё можно попробовать отвертеться:

— Тебе тогда мало достанется.

— Ничего! Мне ж только попробовать. Кроме того, могу поспорить, ты тоже нечасто себя балуешь!

Да уж, мне было не до сладостей. Особенно в последние недели.

— Делим по-братски! — возвестил демон. — Зря мы, что ли, молочные братья?

Гневно открываю рот, чтобы возразить, и половина шарика тут же оказывается между зубов, остаётся только откусить. Не выплёвывать же? Жалко! А довольный Джер жуёт оставшийся кусок и облизывает испачканные сахаром пальцы.

— Вку-у-усно!

— Я могу попросить Тайану, она умеет готовить лашики.

— Правда? — Зелёные глаза умильно расширились. — Вторая хорошая новость за сегодняшний день!

— А какая была первой?

— Ты. И твои действия.

— Кстати, о действиях... — Я обернулся посмотреть, нет ли рядом любопытных ушей. — Почему ты не вмешался?

Наигранная радость мигом пропала из взгляда демона.

— А должен был?

— Тебе же ничего не стоило развеять эти ленты прахом.

— Ничего не стоило? Совсем-совсем ничего? — Кривит губы, глядя вниз и в сторону. — Не тебе судить.

— Подумаешь, простые кусочки ткани!

Он отвернулся, постоял немного и зашагал прочь. В ту сторону, куда убежал мальчишка. Зашагал с уверенностью человека, не знающего, где должен закончиться путь, но обязанного дойти до конца.

— Эй!

Догоняю и дёргаю за лавейлу на плече.

— Ты куда?

— Не стоит оставлять детей без обещанного сладкого.

— Ты обиделся?

— Ничуть.

Не убавляет шаг и не даёт заглянуть в глаза.

Странный он. И для демона, и для человека. Если разрушение — его главное умение, значит, ни одна вещь на свете не имеет для него ценности. Не должна иметь. Наверное. Но Джер ведёт себя так, будто... Цена огромна. Будто клочок шёлка стоит не дешевле целого города. Во сколько же тогда, по его представлениям, оценивается жизнь человека?

Теперь понятно, почему он не позволил мне умереть. Был не в состоянии смотреть, как тратится впустую драгоценнейшее сокровище. А я-то, дурак...

— Извини.

Молчание.

— Я не подумал.

Ровный, ни на кроху не сбивающийся шаг.

— Я просто... немного испугался. Вдруг не справился бы?

Тихое:

— Если бы ты не справился, я бы помог.

Он всё-таки наблюдал? И был готов вмешаться?

— Так почему сразу об этом не сказал?! Почему заставил меня...

— Я хотел, чтобы было принято честное решение.

Ах ты...

— И тебе ведь нравится? Нравится, верно? Ты получаешь удовольствие, ставя людей на грань отчаяния!

Улыбается. Краешком губ.

— А если и так? Я же демон, помнишь? Люди мне безразличны.

Наглый лжец! Безразличны, значит? И он утверждает это после того, как целый вечер и утро тащил меня за уши к жизни?! Не верю! Ни единому слову!

— Врёшь!

Спокойное и усталое:

— Я никогда не вру.

— Ты только что, всего минуту назад говорил...

— О безразличии? Да. Но для меня безразличие означает лишь одинаковое отношение ко всем. К тебе, к тому ребёнку. И к каждому жителю города.

— Одинаково плохое или одинаково хорошее?

Поворачивает голову в мою сторону. Грустное лицо без тени насмешки, но и без следа обиды или раздражения. Зелёные глаза думают о чём-то своём, но взгляд не выглядит отсутствующим. Потому что хотя занавеси не чувствуют его присутствия, демон здесь. В этом мире. В моей жизни.