Королева ангелов - Грег Бир

Мэри терпеливо наблюдала за работой нано. Металлическая трубка обувной подставки съежилась под серым покрытием. Получившаяся лужица из пасты и перерабатываемых объектов собралась в округлую выпуклость. Внутри этой выпуклости нано начало формировать объект, словно эмбрион внутри яйца.

Прошло еще пять минут. В доме стояла тишина. Снаружи слышались далекие выстрелы и их эхо в окрестных холмах и горах. Она закрыла глаза, сглотнула, собиралась с мыслями.

Насколько обстановка на острове близка к гражданской войне? Насколько она сама близка к тому, что ее в пылу гнева объявят шпионкой? Мэри представила, как ставший ее палачом Сулавье извиняющимся тоном говорит о своей верности полковнику сэру.

Выпуклость пошла буграми. Стали различимы общие очертания. С одного бока излишнее сырье образовало куски холодного шлака. Нано отделилось от шлака. Рукоять, заряжающий механизм, зарядная камора, ствол и наводчик. Рядом с выпуклостью сформировался второй бугорок не шлака. Запасная обойма.

– Вы готовы, мадемуазель? – спросил из-за двери Сулавье. К чести Мэри, она не вздрогнула. Он пришел рано. Несомненно, ему сообщили, что она выходила в эфир; она оказалась непослушной девочкой.

– Почти, – сказала она. – Еще несколько минут. – Мэри поспешно собрала свой дипломат и выбросила шлак в корзину для мусора. Умылась в ванной, посмотрелась в зеркало и мысленно приготовилась к тому, что может произойти.

Она забрала пистолет с комода и сунула в карман куртки. Тонкий, почти не выступает. Нано на комоде уплотнилось и, как слизняк, заползло обратно в ручку щетки, оставив маслянистую пленку на ее поверхности; заряд истрачен. Для нового чуда требуется дополнительное питание; как было сказано, можно подержать щетку в баночке колы. Мэри собрала щетку, спрятала в дипломат, закрыла его, убрала стул, подпиравший ручку, и открыла дверь.

Сулавье стоял, прислонившись к стене в коридоре, и разглядывал свои ногти. Он печально посмотрел на нее.

– Слишком долго, мадемуазель.

– Простите?

– Мы ждали слишком долго. Скоро стемнеет. Мы не поедем в Леоан.

Если вторая часть ее сообщения дошла к адресату, то эспаньольцам разумно отвезти ее в другое место.

– Куда? – спросила она.

– Доверюсь своему чутью, – сказал Сулавье. – Подальше отсюда, однако, и поскорее.

Интересно, как он получил указания? Возможно, у него имплантат, хотя такая технология должна быть в Эспаньоле в диковинку.

– Я пробовала связаться с начальством, – сказала она. – Не удалось.

Он пожал плечами. Казалось, всякая веселость и живость покинули его. Он осмотрел ее полузакрытыми глазами, запрокинув голову, без выражения.

– Вам же сказали, это невозможно. – Он четко и внятно выговорил каждое слово.

Она ответила на его взгляд, провокационно приподняв уголок губ. Любой недочет здесь неспроста.

– Я предпочла бы остаться в этом квартале.

– Это не вам решать.

– Но и съездить в Леоан я не прочь.

– Мадемуазель, мы не дети.

Она улыбнулась. Его отношение заметно изменилось; это уже не был ее защитник. Не следовало усиливать эти перемены, меняя свое поведение.

– Я никогда так не считала.

– В некотором смысле мы весьма умудрены опытом, возможно, больше, чем вы можете себе представить. Ну, идемте.

Она подхватила свой дипломат. Он почти силой забрал его у нее и пошел за ней по коридору. Они миновали Жан-Клода и Розель, стоявших в столовой – каменные лица, руки сложены.

– Благодарю вас, – сказала Мэри, кивая и мило улыбаясь. Их это, кажется, потрясло. Жан-Клод раздул ноздри.

– Мы уходим, – напомнил Сулавье.

Мэри сунула руку в карман пальто.

– Они с нами? – спросила она.

– Розель и Жан-Клод останутся здесь.

– Хорошо, – сказала она. – Как скажете.

Устраиваться обедать на лужайке перед ИПИ было бы неразумным. Кроме того, с океана веял прохладный ветерок. Кэрол и Мартин вышли через служебные двери в тылу здания, прошли между бетонными стенами и вниз по узкой асфальтовой дорожке к лесу позади корпуса. Мартин смотрел ей в спину, когда она шла впереди него через эвкалиптовую рощу. Она несла мешок с сэндвичами и двумя картонками пива. Он нес пляжное одеяло. Она небрежно и изящно поддела ногой ворох листьев на своем пути, оглянулась через плечо и сказала:

– Приказываю тебе на несколько минут отвлечься от работы.

– Тяжелая задача, – ответил он.

– Здесь где-то должна быть… Вот! – торжествующе указала она. Между деревьями – поляна с сухой некошеной травой. Эта область была за пределами территории, подведомственной садовникам ИПР.

В заговорщицком молчании они сошли с тропинки и расстелили пляжное одеяло на траве, действуя. Сели они одновременно, и Кэрол развернула бутерброды.

Океанский бриз не оставил их в покое. Прохладные порывы пробивались сквозь высокие стройные деревья. Одеты оба были легко, и Мартин ощутил, как руки покрываются гусиной кожей. Он с опаской посмотрел на ближайшие ветви; если тряхнуть дерево, они могли упасть.

– Не могу, – сказал он с усмешкой.

– Что?

– Отвлечься от работы.

– Я и не ждала, – призналась она.

– Но здесь все равно хорошо. Перерыв.

– Так почему, по-твоему, я затащила тебя сюда? – спросила она.

– Затащила? – сказал он, откусывая от бутерброда и задумчиво глядя на нее. – Для обольщения.

– Совсем скоро нас ждет гораздо большая близость, – напомнила она ему.

Он кивнул и сменил выражение лица с задумчивого на расчетливое.

– Мы пришли сюда, чтобы обо всем договориться, прежде чем начнем.

– Точно.

– Я три раза путешествовал с тобой. Мы отлично совместимы в Стране.

Он открыл картонку пива и протянул ей.

– Именно так, – сказала она. – Возможно, даже слишком.

Мгновение он обдумывал это.

– Фигуристы. Я знаю женатую пару фигуристов. Вне льда они связаны так же, как на соревнованиях.

– Это замечательно, – сказала Кэрол.

– Мне всегда казалось, что мы тоже так можем.

Она улыбнулась почти застенчиво.

– Что ж. Мы попробовали.

– Знаешь, эти фигуристы – они замечательные люди, но не слишком умные. Возможно, мы чересчур умны, чтобы быть счастливыми.

– Думаю, дело не в этом, – сказала Кэрол.

– А в чем?

– В глубине души мы симпатизируем друг другу, – сказала она. – Я никогда ни с кем не знала такого… Правда, я никогда не заходила в человеческую Страну ни с кем, кроме тебя. Проблема в том, что у нас слишком много наложений между теми нашими «я», какие мы в Стране, и теми, какие мы здесь, сейчас. Снаружи.