Мы правим ночью - Клэр Элиза Бартлетт

По краям шапки собирался пот и капал на воротник, замерзая на ветру. Вьюга приближалась, и воздух все больше густел. Но они преодолевали один метр, второй, а затем еще и еще. Затем достигли вершины, поначалу выглядевшей самой высокой, но на деле лишь оказавшейся обманом зрения – до главного горного хребта было еще идти и идти.

Девушки остановились и посмотрели на гору.

– Да, нам туда еще долго тащиться, – сказала Ревна.

Кряж тонул в мрачно-синей тени силуэтом на фоне темнеющего неба.

– Меньше, чем кажется. Мы перевалим через гору этим вечером.

– И что потом?

Линне похлопала по ранцу.

– Выпустим сигнальную ракету.

– Чтобы нас увидели эльды?

– Может, нас увидят в Интелгарде, – ответила Линне.

Лицо ее приняло любимое выражение, означавшее, что она приняла решение и не изменит его. Когда Ревна открыла рот, чтобы что-нибудь сказать, Линне покачала головой.

– Не сотрясай понапрасну воздух. Я…

– …ты никогда никого не бросаешь, – довела ее мысль до конца Ревна. – Даже если я тебя об этом попрошу?

Рука Линне сильнее схватила ее за куртку.

– Это предательство. Как только я подам рапорт, твою семью лишат всех прав.

Ревне было слишком холодно, чтобы она была способна злиться. И слишком больно.

– Ты не можешь быть предана одновременно мне и Союзу, Линне. Пора сделать выбор.

Она думала, что Линне промолчит. Раздавшийся выстрел застал ее врасплох.

Левая коленка дернулась, ее швырнуло вперед. Она упала в снег, саднившее горло оцарапал крик. Горы взорвались, и птицы заполошно вскричали, удирая от этого грохота. Ревна катилась по земле, защищая голову руками.

Линне крутанулась, заорала и потянулась за пистолетом. Неподалеку на тропе стоял солдат Эльды – шатаясь, но все же держась на ногах. Одну руку он прижимал к животу, скользя пальцами по блестящей темной ране от тесака. В его глазах пылала ненависть, пистолет в руке дрожал.

Линне открыла огонь. В груди парня расцвели две красные звезды. Он выронил оружие. Линне не опускала пистолет до тех пор, пока он не рухнул на колени и не уткнулся лицом в снег.

Потом опустилась рядом с Ревной и сунула пистолет обратно в кобуру.

– Он тебя подстрелил?

Ее голос дрожал.

Ревна села прямее. Протез конвульсивно дернулся, она попыталась сморгнуть слезы.

– Я в порядке, – сказала она, нащупывая костыль.

Линне схватила ее под руку и попыталась поднять, стараясь не прикасаться к ладоням. Когда Ревна перенесла вес тела на левый протез, он опять подвернулся. У нее упало сердце, она жадными глотками втягивала в себя воздух. Вокруг сгущались ужас и боль.

– Дай я посмотрю, – сказала Линне и закатала брючину с истрепавшимся краем.

Коленка Ревны была расцарапана и окровавлена, но все же цела. От ходьбы на сломанном протезе икра превратилась в сплошной синяк. А под ней…

Протез прямо под культей разметало в клочья. Металлическая пластина на икре смялась. Пуля пробила ее насквозь, оставив рваную дыру. Больше она не сможет на нем ходить. Ни теперь, ни когда-нибудь еще.

– Твою мать… – от души выругалась Линне.

Она сняла ранец.

– Я тебя понесу. Мы все равно доберемся до этой гряды…

– Брось! – сказала Ревна.

Ее постепенно сковывало новое, незнакомое доселе оцепенение. Ревна провела пальцами по зазубренным краям оставленной пулей дыры. Она так устала. Устала идти без конца, без сил и без надежды. Устала губить окружающих. Устала от тонкой грани, отделяющей преданность от предательства, устала от требований Союза, устала думать, жива ее семья или же погибла. Устала вспоминать, устала терпеть боль, устала быть инвалидом.

– Я серьезно, – сказала Линне.

– Я тоже, – резко бросила ей Ревна, – хватит. Ты не обязана меня спасать. Я тебе не брат по оружию. И не ступенька к медали.

Выражения лица Линне в слабеющем свете она не видела, но почувствовала, что удар достиг цели. Линне тяжело опустилась рядом.

– Нет, не хватит.

Ох, Линне. Никогда-то она не сдается. И не признает поражения, даже если это спасет ей жизнь. Линне постоянно размышляла о том, чего хотела Ревна. Одну семью Ревна уже потеряла и вот теперь постепенно теряла другую. Война намеревалась отнять у нее все.

– Мне с этим ничего не поделать, – хриплым голосом промолвила Ревна, – без этой ноги я идти не смогу, но если ты отправишься сейчас, то перевалишь через горы еще до того, как ночные бомбардировщики закончат сегодняшние вылеты. Расскажешь им о Змее. О том, что произошло.

Линне могла изменить ход войны, а все остальное не имело значения. Чего по сравнению с этим стоила одна прóклятая девушка? Полк Линне простит. Ее полюбит пропаганда.

А Ревну Союз наконец оставит в покое.

Линне покачала головой, сжала руки в кулаки и уперла в бока.

– Я тебя не брошу. Пойдем вместе. Что до медали, то я совсем не пытаюсь ее заработать…

– Это точно, не пытаешься, – отрезала Ревна, – ты пытаешься избавиться от чувства вины.

Затем повысила голос и добавила:

– И без конца себя обвиняешь, будто я умираю из-за тебя. Очень хочешь, чтобы я выжила, а что будет потом – тебе все равно. Попасть в тюрьму, оказаться лицом к лицу со скаровцами – придется мне, а не тебе. Поэтому, если ты собираешься бросить меня, лучше брось сейчас.

– Не указывай мне, что делать.

Ревна быстро повернулась и посмотрела ей в глаза.

– А почему тогда ты без конца указываешь мне? Я поступила на службу, чтобы защитить семью, но…

Мама, Лайфа. Все, что было ей близко, сгорело. Как это пережить? И какой смысл на что-то еще надеяться?

– …но сама их и убила. Ты хочешь вернуть меня домой только для того, чтобы я выкопала две пустые могилы, а потом предстала перед судом за измену?

Линне подалась вперед, хотя не понимала толком, куда положить руку. В ее глазах застыли гнев, суровость, отчаяние.

– Мы выясним, что случилось с твоей семьей. Нельзя сдаваться только потому, что ты о них ничего не знаешь.

– Я-то как раз знаю, что с ними случилось! – закричала пилот.

Линне отпрянула. Ревна подтянула колени к груди. Сломанный протез врезался сзади в бедро, но ей до этого не было никакого дела. Это все, что у нее осталось от отца. Несчастного отца, которого у нее отнимали по одному кусочку, по одному обрывку, по одному воспоминанию.

– Случилось то, что туда прилетела я, – прошептала она, – на мне лежит проклятье. Оно убивает всех. Отец в тюрьме. Дома больше нет. Если бы не я, Катя, Елена, Надя и Ася остались бы живы.