Деликатесы Декстера - Джеффри Линдсей

— Разделимся, — бросила она.

— Полегче, Деб, — сказал Чатски, — дай нам достаточно времени, чтобы проработать фланги. — Он посмотрел на меня и кивнул налево. — Иди медленно и осторожно вокруг аттракционов, приятель. Заглядывай за сараи, навесы, осматривай все места, где кто-нибудь может прятаться. Крадись и оглядывайся. Держи глаза и уши открытыми, присматривай за Дебби и будь осторожен.

Он повернулся к Деборе.

— Деб, послушай, — начал он, но она отмахнулась пистолетом.

— Просто продолжай делать свое дело, Чатски, ради Бога.

Он пристально посмотрел на нее.

— Будь осторожна, — сказал он, повернулся и пошел направо. Несмотря на высокий рост и отсутствие ноги — вместо одной ноги у него был протез, — я видел, как ловко он скользит между деревьями, и мне чудилось, будто закатные тени смывают с него годы и раны. Он выглядел прекрасно смазанной машиной, тенью среди теней; все его движения, казалось, отработаны до автоматизма. Я порадовался, что он, его винтовка и опыт здесь.

Но прежде чем я успел начать петь гимн морских пехотинцев, Дебора толкнула меня и зло зыркнула.

— Какого хрена ты ждешь? — поинтересовалась она.

Я с большим удовольствием прострелил бы себе ногу и отправился домой, но пришлось повернуть налево и углубиться в густеющую тьму.

Мы крались через парк в самых лучших полувоенных традициях — потерянный в стране плохих триллеров патруль. Надо отдать должное Деборе: она была очень осторожна. Она незаметно передвигалась от одного укрытия к другому, часто поглядывая направо, в сторону Чатски, и налево — на меня. Ее все труднее становилось разглядеть, так как солнце уже совсем село, но это означало и то, что им тоже непросто увидеть нас. Кем бы они ни были.

Таким манером мы проскочили всю первую часть парка, мимо бывших сувенирных лавочек, и наконец приблизились к первому из старых аттракционов — карусели. Она свалилась и лежала, накренившись набок. Карусель выглядела потрепанной и выцветшей, кто-то отрубил головы лошадкам и выкрасил их флуоресцентной краской. Это оказалось самым печальным зрелищем, какое мне приходилось когда-либо видеть. Я обошел ее, держа пистолет наготове, и заглянул за все достаточно большие, чтобы за ними мог спрятаться людоед, предметы.

У дальней стороны карусели я остановился и посмотрел направо. Деб было почти невозможно различить в сгущающейся тьме. Она вошла в тень одной из больших опор, поддерживавших канатную дорогу, пересекавшую парк. Чатски я вовсе не видел: там, где он мог находиться, стоял ряд покосившихся домиков, окаймлявших площадку для картинга. Хорошо, если он там настороже и способен за себя постоять. И коль скоро оттуда что-то выпрыгнет и крикнет «бу!», хотелось бы, чтобы его встретил Чатски со своей штурмовой винтовкой.

Но я не мог разглядеть его, и Дебора тоже у меня на глазах растворялась в темноте, углубляясь в парк. Подул легкий теплый ветерок, и я ощутил запах ночи Майами: гниющая зелень и выхлопные газы с легким привкусом соли. Ветер не принес ничего необычного, но я почувствовал, как волоски у меня на загривке встают дыбом, и услышал тихий шепот, исходящий из самого дальнего подземелья замка Декстера, а на его бастионах раздался шорох кожистых крыльев. Это послужило явным сигналом надвигающейся опасности, здесь и сейчас что-то случилось, и было бы неплохо оказаться где-нибудь в другом месте. Я застыл рядом с безголовой лошадью, оглядываясь в поисках причины беспокойства Пассажира.

Но ничего не увидел и не услышал. Дебора исчезла в темноте, и в пределах видимости все как будто замерло, за исключением пластикового пакета, шевелившегося на ветру. Мой желудок тем не менее свело, и на этот раз не от голода.

Пистолет неожиданно показался мне маленьким и бесполезным, и я вдруг понял, что больше, чем сделать следующий вдох, я хочу убежать из парка, и чем быстрее, тем лучше. Пассажир мог обидеться на меня, но он ни за что не позволил бы мне рисковать собой, и, главное, он никогда не ошибался, тем более сейчас, когда так ясно высказал свои соображения. Я обязан был вытащить Дебору отсюда, прежде чем что-то произойдет.

Но что ее смогло бы убедить? Она вбила себе в голову, будто должна спасти Саманту и притащить Бобби в участок за шкирку, и просто не стала бы меня слушать, даже если бы мне удалось объяснить, откуда я знаю, что наши дела плохи. Но пока я нервно сжимал пистолет, меня избавили от необходимости принимать решение. Прогремел оглушительный звук удара, огни начали загораться по всему парку, а потом земля задрожала, раздался душераздирающий скрип ржавого металла, и я услышал хриплый стон…

Наверху, над моей головой, канатная дорога пришла в движение.

Я потратил долгую драгоценную секунду на то, чтобы удивленно пялиться вверх и представлять, какие ужасы могут оттуда пролиться на мою голову. В следующий жуткий момент коварный альтруизм завладел мной, и я повернул голову направо в поисках Деборы. Ее не было видно. Из вагончика канатной дороги надо мной раздался выстрел, за которым последовал скрипучий звук — радостный крик охотника, заметившего добычу. Это пробудило мой инстинкт самосохранения, и я нырнул в поисках укрытия под карусель. В спешке я ударился носом обо что-то большое и твердое — это оказалось отрубленной пластиковой головой одной из лошадок. К тому времени, когда я пробрался мимо, выбросив ее наружу, скрип наверху прекратился.

Я подождал. Больше ничего не происходило. Выстрелы не гремели. Артиллерийский огонь тоже никто не открывал. Зажигательные бомбы не сыпались со свистом из вагончиков канатной дороги. Ничего не было слышно, кроме звука старого ржавого троса, с усилием проходившего через блоки. Я подождал еще немного. Что-то защекотало мой нос. Я стер это, и на моей руке появилось пятно крови. Несколько секунд я, замерев, смотрел на него, не в силах двигаться, мой мир сократился до этого маленького пятнышка бесценной жидкости из жил Декстера. К счастью, мой разум вернул себе способность функционировать, я вытер руку о штаны и выбросил это из головы. Видимо, это случилось, когда я бросился в укрытие и ударился носом. Ничего серьезного. У нас у всех есть внутри кровь. Фокус в том, чтобы там ее и удерживать.

Я осторожно поменял позицию, откуда мог выглянуть наружу, не подвергая себя опасности, передвинул лошадиную голову так, чтобы она меня прикрывала, и устроил на ней пистолет. Справа от меня, над тем местом, где я в последний раз видел Дебору, проезжало то, что когда-то было вагончиком канатной дороги. От него ничего не осталось, за исключением той части, которая крепилась к тросу, и куска металлической трубы, бывшего, вероятно, частью сиденья. Безумно раскачиваясь, оно проехало мимо меня. За ним ко мне подполз следующий вагончик, и, несмотря на то что от него осталось намного больше, у него отсутствовали боковые стены и он оказался пуст. Мимо проскрежетало еще несколько сломанных вагончиков. Только один из них с виду находился в достаточно хорошем состоянии, чтобы в нем мог кто-нибудь ехать, но и он пропрыгал мимо меня, ничего не выдав. Я начал чувствовать себя немного глупо, лежа под пластиковой лошадкой, покрытой осыпающейся позолотой и флуоресцентной краской, и целясь в покореженные и совершенно пустые вагончики канатной дороги. Следующий потрепанный, заброшенного вида вагончик проплыл над моей головой — и опять ничего. Тем не менее я совершенно определенно слышал кого-то там наверху, и предупреждение от Пассажира было вполне отчетливым. Где-то в парке, среди напоминавших о беззаботном детстве останков «Пиратского берега», притаилась опасность. И она знала, что я здесь.