Священная Римская империя германской нации - Франсис Рапп

Нерасторопность административных мер замедляла процесс оздоровления, запущенный епископами доброй воли. Постановления Соглашения 1448 г. были приостановлены священниками, чьи интриги в Курии переместились ко двору. Немцы, которым не удалось попасть в римские структуры, прельщались получением доходов от церковного имущества и льготами, лишь бы только их служба оплачивалась. Правители городов и княжеств также горели желанием энергично проводить в жизнь реформы, которые церковные власти затягивали. Масса простых людей, принимавших христианство всерьез, теряла терпение. В начале XIX века, монах ордена редемптористов Клемент-Мария Хофбауер, считал, без сомнения, имея на то основания, что немцы стали протестантами, потому что были набожны. Отвергнутая любовь может превратиться в ненависть: в двадцатые годы XVI века, неистовство иконоборцев оправдывало мнение современного историка: «Именно те, кто платил за иконы, их и разрушил».[34] В 1521 г., по свидетельству нунция, которого это приводило в бешенство, девять из десяти немцев кричали «Слава Лютеру!» и только десятый выкрикивал «Долой Рим!». Этому во многом способствовала полемика, начатая Лютером, но она не подняла бы такого сильного возмущения, если оно не зрело в сердцах уже давно.

Мятеж охватил также сельскую местность. Благополучие проявлялось там очень избирательно, и его выбор был суровым. Ножницы зарплат и цен разрезали доходы дворян и священников, и отсутствие богатства компенсировала власть. Если земли не приносили тех же доходов, почему бы не потребовать больше с людей? Реакция вельмож принимала различные формы; к востоку от Эльбы, на землях, некогда свободных для сельских жителей, мелкие помещики с одобрения князей постепенно навязали крестьянам доманиальное право сеньора, условия которого оказались жестче и тягостнее былого крепостного права. Таким образом, установилось новое крепостничество, которое охватило весь европейский восток и длилось до XIX века. На западе землевладельцы также попытались превратить сельских жителей в покорную рабочую силу. Было трудно снова запустить механизм прежнего права землевладельца, настолько оно устарело, но по примеру городских или княжеских властей, хозяева земель рассматривали крестьян как подданных (Untertanen), поведение которых контролировалось до мелочей. Нарушения установленных правил служило поводом для наложения штрафов и даже конфискаций. Эта политика встретила сопротивление общин, чьи прежние свободы давно уже приучили их управлять своими делами по обычаям, гарантировавшим их права. Они не смирились с этим несправедливым регрессом. Движение сопротивления было организовано в тайне. Под руководством настоящих революционеров образовалась целая сеть организаций. Вспыхивали восстания: в 1476 г. толпа крестьян отправилась в Никлашозен во Франконии. Один из них, «барабанщик», которым возможно руководили заговорщики, оставшиеся в тени, призывал к восстанию именем божественной справедливости. Наказание было безжалостным, но идеи запали в душу; их подспудное движение охватило весь юго-запад империи. Скудные сведения позволяют проследить развитие повстанческих организаций. Программа заговорщиков, которую можно определить, исходя из показаний схваченных в 1493, 1502 и 1517 гг. мятежников, предполагала создание общества, управляемого только справедливостью Божьей. Административный аппарат, управлявший простой люд, предполагал лишь систему общин. Федерацию подобных социальных ячеек должен был возглавить император. Церковные организации также должны были подвергнуться радикальному упрощению. Приходы должны были сами избрать своих пасторов и заботиться о своем существовании. Все остальные церковные должности планировать ликвидировать, за исключением папы, чья власть должна была стать не менее сговорчива, чем власть императора. Своей эмблемой заговорщики выбрали Bundschuh, башмак из ремешков, обувь мужланов, так как у сельских жителей, попавших в беду, существовал когда-то обычай надевать его на шест и собирать войско под этим знаменем удачи. Среди бедняков зародилась надежда, слишком красивая, чтобы когда-нибудь стать реальностью!

Но что император, которого бедняки предполагали сделать патроном своей деревенской конфедерации, мог для них сделать? Не более чем князья, которых более всего занимала бесперебойная работа их административных органов, и магистраты городов, считавшие нищих общественно опасной прослойкой. В повседневной реальности политической деятельности не хватало размаха. Поэтому и слишком смелые притязания, чтобы не иссякнуть, прятались и превращались в мечты и вымыслы. Империя снова стала идеей, страстью; история приписывала ей прославленные деяния. Карл Великий был «немцем, смелым немцем», утверждал Брант, использующий в своих патриотических призывах совсем другой тон, чем в эпопее «Корабль сумасшедших», великий император, «Франк, но не француз», подчеркивает он, некогда объединивший христиан. Пусть его преемникам покоряться все земли, пусть они установят мир и веру повсюду: вот их первостепенная задача. Брант, доктор права, не был горячей головой. На протяжении двадцати лет он управлял административными службами Страсбурга. Другой документ, не менее загадочный, заводит нас еще дальше в область нереального. Автор «Ста глав» не подписал свое произведение, но с большой долей уверенности можно сказать, что он относился к образованным кругам общества, как Брант, и был приближенным князя, вероятно, самого Максимилиана. Его обычно считают «революционером Верхнего Рейна». Патриотизм побудил его строить планы, выражавшие безудержный мессианизм. Первые люди на земле, по его мнению, говорили на немецком языке, и все хорошее, что когда-либо было создано, было немецким. Спаситель пришел на землю только, чтобы искупить грехи других народов, которые охватили весь мир латынь и римское право служили для них ядом. Но однажды придет император, который исправит все эти ошибки и восстановит германское господство, единственно способное обеспечить человечеству силу и чистоту. Конечно, было бы преувеличением видеть в «Революционере» выразителя мнения всей нации. Его речи существуют только в единственном рукописном экземпляре. Тем не менее, показательно, что самая смелая версия «Reformatio Sigismundi» была напечатана в девять приемов до 1522 г. Печатники не стали бы входить в расходы, предлагая эту книгу публике, если бы не были уверены в том, что она продастся. В различном виде мессианский лейтмотив проявился в народных песнях, представляющих Фридриха III вернувшимся Гогенштауфеном. Даже если он не был тюфяком, достойным осмеяния, он не долго бы вызывал энтузиазм. Итак, Гогенштауфен все-таки ушел под землю, но его ждали. Рано или поздно, он должен был выйти из горы и «принести своей стране богатства золотого века».[35] На пороге нового времени, империя была слаба, тяжеловесна и сложна, но идея империи оставалась сильна и была способна вознести до небес надежды бедных и униженных!

Один единственный человек, Мартин Лютер, неизвестный профессор малопрестижного Виттенбергского университета пробудил волнения, которые радикально и надолго изменили лицо Европы. Он был еще никому неизвестен, когда в 1517 г., накануне Дня всех святых опубликовал свои 95 тезисов, а через несколько месяцев он стал знаменит во всей империи. Причин подобного успеха много, они различны и многоплановы; не имеет смысла здесь перечислять их все. Многие поколения христианам раздражали злоупотребления церкви. Лютер со свойственной прямотой и убедительностью заявил, что верующие и священники жили неправильно, потому что их вера была неправильной, а в результате искажения веры наступила неизбежная деформация обычаев. Без сомнения, элементы этого заключения были уже сформулированы еретиками прошлого, но лютеранское послание не сводилось лишь к исключительной силе слова, оно получило широкий резонанс в 1520 г. «Призыв христианского дворянства к немецкой нации» заставил немцев осознать и свое убогое положение, и свое предназначение. Их народ презирался; епископская власть оказывала на немецкий народ большее давление, чем на другие народы, но «Бог протянул ему руку». Лютер ждал, что Церкви вернется ее блеск, утраченный вследствие ее ослабления и неправедной жизни. История подтвердит это пророчество через многие годы. Немцы сплотились вокруг «доктора из Виттенберга»; их страна стала колыбелью Реформации, которая быстро вышла за пределы империи и охватила все христианство, разрушив стены церковного здания, стойко державшегося на протяжении столетий.