Богини славянского мира - Михаил Серяков

Подобную же двойственность мы видим у лебедя и в ряде других традиций. Так, уже упоминавшаяся кельтская Брайд могла восприниматься не только в образе птицы, но и змеи, которая «появляется из кургана». На одном из камней британского Эвбери, под которым находилось захоронение, был изображен гибрид змеи и лебедя, кусающий себя за хвост863. В захоронении Ведбек на территории современной Дании, датируемом примерно 4800 г. до н. э., в одной из могил младенец был обернут в лебединое крыло864. В германо-скандинавской традиции судьбу героя предвещают «лебяжьебелые» валькирии в «Песни о Хельги, сыне Хьерварда» или девы-лебеди, предрекающие Хагену гибель всего войска в «Песни о Нибелунгах». Еще более показательно «Видение Гюльви», где говорится, что лебеди плавают в источнике Урд, у которого живут уже знакомые нам девы судьбы норны865. Впоследствии в Древней Греции лебеди стали ассоциироваться уже не с мифическими девами, а с философами как носителями мудрости.

Рис. 20. Антская фибула, VII в.

Об этом говорит легенда о том, как Сократ перед встречей с Платоном увидел во сне лебедя у себя на коленях. Однако в других регионах мира связь этой птицы с магическим способом добывания знаний сохранялась весьма продолжительное время: у многих народов Сибири считалось, что шаман в облике лебедя путешествует по другим мирам, а в урало-алтайской мифологии верховная богиня Умай в образе лебедя высиживает и пестует душу будущего шамана. Следует отметить, что и само слово камлание, означающее шаманское действо, означает «порхать, парить в воздухе», а сам шаман во время пляски подражал движениям и голосам птиц. Саамские шаманы на спине волшебного лебедя Сайво-лодде переносились «в таинственное царство, где они узнавали то, что спрятано от простых смертных». Определенные черты, схожие с шаманизмом, исследователи усматривают в образе вещего Бояна, процесс творчества которого «Слово о полку Игореве» описывает следующим образом:

Поющие князьям славу струны-лебеди рождают естественную ассоциацию с Софией, записывающей в свою книгу славу первопроходцев. Кроме того, связь этой птицы с мудростью позволяет нам лучше понять причину того, почему связанная с лебедем Мокошь после крещения была соотнесена в Новгороде именно с Софией Премудростью божией.

Примерно также, если даже не в больших размерах, в Евразии было распространено представление о деве-лебеди, у которой во время купания герой похищает одежду и делает ее своей женой. Образ девы-лебедя присутствует в фольклоре ирландцев, французов, немцев, чехов, русских, литовцев, скандинавов, индийцев, карел, эстонцев, калмыков, кумыков, коми, чувашей, мари, башкир, казахов, каракалпаков, желтых уйгур, бурят, ойрат, монголов (халха), чулымских татар, алтай-кижи, тувинцев, манси, ненцев, эвенков, эвенов, орочей, японцев, юкагиров и чукчей. Если принять во внимание генетически родственные сюжеты, в которых волшебной женой становятся гусыня, утка или журавль, то ареал распространения этого мифа дополнительно охватит Китай, Индонезию и Филиппины867. Следует также отметить, что в различных концах Старого Света подчеркивалось высокое положение девы-лебедя и восприятие ее как дочери верховного божества. Так, буряты и монголы считали ее дочерью великого бога неба Тэнгриа, владеющего книгой судеб868. В Аравии было известно арабское представление о трех богинях-лебедях как дочерях Аллаха869. В греческой мифологии образ лебедя принимает сам Зевс для соблазнения очередной своей возлюбленной. Следы генетически связанных с этим представлений присутствуют и в русской традиции. С.В. Жарникова отмечает: «Зачастую именно утица, лебедь или гусь маркируют собой сферу сакрального в обрядовых песнях календарного цикла»870. Обращая внимание на одно интересное противопоставление в записанной П.В. Шейном в Псковской губернии песни:

исследовательница напоминает, «что и колядовщики, и волочебники воспринимались в народной традиции как воплощение душ предков, которым подавалось ритуальное подаяние, и связь их с гусями-лебедями, судя по всему, не была случайной»871.

Однако лебедь, гусь или другая водоплавающая птица в целом ряде традиций связывалась не с дочерью бога или даже с самим верховным божеством, а с творением мира. Ограничившись примерами из индоевропейской мифологии, отметим, что в некоторых упанишадах Первобог Пуруша, из тела которого в индийской традиции создается вселенная, приравнивается к хансе (лебедю или гусю)872. О последнем «Шветашватара упанишада» говорит следующее: «Единый «гусь» в середине этого мира, он, поистине, огонь, проникший в океан…»873 Даже когда в «сниженном» варианте лебедь стал всего лишь ездовым животным Брахмы и Сарасвати, эта связь в завуалированном виде все равно сохранилась: Брахма в индийской мифологии был богом-творцом нашего мира, а его супруга – богиней речи, точно также творящей вселенную. Выше уже упоминалось изображение из хорезмского храма Кой-Крылган-калы на котором было изображено Первобожество с головой серого гуся, спина которого переходила в мужскую голову с усами и бородой, а грудь – в женскую голову. Данная находка показывает существование подобных представлений в иранской традиции. Об их наличии у древних славян свидетельствует антская фибула VII в. из окрестностей г. Зенькова на Полтавщине (рис. 20). В верхней ее части изображен мужчина, руки которого плавно переходят в шеи двух водоплавающих птиц (уток или лебедей). Тонкие перемычки в середине могут быть приняты за ноги мужчины, соединяющие его с фигурой лягушки, четыре конечности которой также оканчиваются шеями птиц, причем две из них смотрят вверх, а две – вниз. Данные языкознания показывают, что вселенная также представлялась и в образе лягушки: «…литов. varle «лягушка», но др. – англ. weorold «вселенная»; русск. лягушка, но др. – инд. loka «вселенная»874. Это наблюдение позволяет нам соотнести нижнюю фигуру с Царевной-лягушкой русских сказок, творящей микромир во время своего танца. Три пары птичьих голов, последняя из которых смотрит вниз, явно символизируют три уровня мироздания – небо, землю и подземный мир. Все птичьи головы соединены друг с другом телами четырех змей, две нижние из которых двуглавы, в результате чего шести головам птиц точно соответствуют шесть голов змей. В результате в этой антской фибуле оказываются соединены воедино те же космогонические элементы, которые символизировали цельнокупность еще не разделенного вселенского Первосущества и в хорезмском памятнике: три уровня мироздания, мужское и женское начала, водоплавающие птицы и змеи. Примечательно, что в этом памятнике славянской традиции, иллюстрирующем начало мироздания, мы видим опять соседство друг с другом гусей или лебедей со змеями.