Габриэль Гарсиа Маркес. Биография - Джеральд Мартин

Потом возникла другая проблема: где обменять деньги? Фотограф Гильермо Ангуло — он был в Риме в ту пору, искал Гарсиа Маркеса! — вспоминает: «Кто-то сообщил ему про приятельницу по имени Пуппа. Та только что приехала из Рима, где ей заплатили жалованье, и, вероятно, была при деньгах. Посему он пошел к ней — как обычно, укутанный, зима ведь была. Пуппа открыла дверь — на него пахнуло теплым воздухом — и радушно его поприветствовала. Она была абсолютно нагая. Красавицей Пуппа не была, но имела роскошное тело и обнажалась совершенно естественно, без всякого намека на кокетство. В общем, Пуппа села — по словам Габо, его раздражало, что она ведет себя так, будто полностью одета, — скрестила ноги и стала говорить о Колумбии, о знакомых колумбийцах. Он начал излагать ей свою проблему. Она кивнула, прошла через комнату туда, где стоял маленький сундучок с деньгами. Он осознал, что ей хочется заняться сексом, а он сам изнывал от голода. Разменяв деньги, он пошел утолять голод и так объелся, что потом неделю страдал от несварения желудка»[538]. Несомненно, этот забавный случай, пока передавался из уст в уста, оброс новыми подробностями. Именно Пуппа привезла Ангуло в Рим экземпляр повести «Полковнику никто не пишет». Хоть Ангуло и старался не сказать ничего лишнего, судя по всему, у Гарсиа Маркеса была короткая интрижка после того, как Тачия вернулась в Мадрид. Должно быть, это потешило его оскорбленное эго.

Одно несомненно: Гарсиа Маркес жил в Париже полтора года на деньги, вырученные от продажи авиабилета, случайные подачки от друзей и свои скудные сбережения и средств на возвращение в Колумбию у него не было. Правда, теперь он говорил по-французски, хорошо знал Париж и имел друзей и знакомых в числе которых были один-два француза, латиноамериканцы из разных стран и несколько арабов. Да и самого Маркеса частенько принимали за араба — ведь в то время разворачивался не только Суэцкий кризис, но еще и алжирский конфликт, — и его не раз забирали в полицию во время регулярно устраиваемых облав.

В ту ночь Гарсиа Маркес обзавелся новым другом. Это был Ахмед Теббаль, врач по профессии. Он изложил Маркесу точку зрения алжирцев на алжирский конфликт и даже несколько раз привлекал его к участию в подрывной деятельности на стороне алжирских революционеров[540]. Однако материальное положение Маркеса с каждым днем ухудшалось. Однажды темной ночью он увидел человека, идущего по мосту Сен-Мишель.

Позже, рассказывая о той поре своей жизни, Маркес заявит: «Я тоже знаю, что значит ждать почты, голодать и нищенствовать: именно так я закончил „Полковнику никто не пишет“ в Париже. Он частичка меня, такой же»[542].

Примерно в это время Эрнан Вьеко, человек куда более состоятельный — именно он взял на себя заботу о Тачии после того, как у нее случился выкидыш, — решил большинство проблем Гарсиа Маркеса, одолжив ему 120 000 франков — сумму, которую тот должен был заплатить мадам Лакруа за проживание в отеле «Фландр». Как-то ночью, возвращаясь с вечеринки, пьяный, но, разумеется, не в стельку, Вьеко сказал Гарсиа Маркесу, что им нужно поговорить по душам. Он спросил, сколько Маркес задолжал за гостиницу, но последний отказался обсуждать этот вопрос. Одна из причин, по которой люди часто помогали ему в молодости, заключалась в том, что он никогда никому не жаловался на свою судьбу и ни у кого не просил помощи. В конце концов после пьяной перепалки Вьеко вытащил авторучку, на крыше какого-то припаркованного автомобиля выписал чек и сунул его в карман пальто друга. 120 000 франков равнялись примерно 300 долларам — солидная сумма по тем временам. Гарсиа Маркеса захлестнули чувства благодарности и униженности[543]. Когда он принес деньги мадам Лакруа, та в свою очередь тоже покраснела от смущения — как-никак это был Париж, родина богемы, бедных художников — и сбивчиво произнесла: «Нет-нет, месье, это слишком много. Лучше заплатите сейчас половину, а вторую как-нибудь потом».

Гарсиа Маркес пережил зиму. Отцом он не стал. Его не заарканила европейская Цирцея. В Колумбии его по-прежнему ждала Мерседес. Как-то ясным днем в начале 1957 г. он увидел на улице своего кумира Эрнеста Хемингуэя. Тот шел со своей женой Мэри Уэлш по бульвару Сен-Мишель в направлении Люксембургского сада. На нем были старые джинсы, короткая прямая куртка и бейсболка. Взволнованный Гарсиа Маркес из робости побоялся к нему приблизиться, но бездействовать тоже не мог и крикнул с другой стороны улицы: «Маэстро!» Великий писатель, чья повесть о старике, море и большой рыбе послужила для Маркеса одним из источников вдохновения для создания его недавно завершенной книги о старике, государственной пенсии и боевом петухе, поднял руку и крикнул в ответ «слегка дурашливым мальчишеским голосом»: «Adios, amogo!»[544]