Принцесса-Невеста - Уильям Голдман

– Билл, я надеюсь, на сей раз вы взаправду постараетесь.

– Я наизнанку вывернусь, но все изучу, – пообещал я. (И уж как я выворачивался.) – Но я опубликую главу – а потом что?

– Не будем спешить, – ответил он. – Вы сделаете, я прочту, поклонники Моргенштерна тоже прочтут. Разошлю ее по своим флоринским родичам – посмотрим, что скажут они. – Он поднялся, взглянул на меня. – Главное-то здесь – Моргенштерн, правда? Он был мастер, хорошо бы нам порадовать его.

– Ничего лучше и быть не может, – сказал я; святая истина.

Мы пожали друг другу руки, попрощались, он зашагал прочь, оглянулся.

– Вы ведь еще не читали «Ребенка принцессы»?

– Пока нет.

– Совершенно изумительная история.

– Вы что хотите сказать? Что ее не испортить даже мне?

– Правда ваша, – ответил Стивен Кинг и улыбнулся…

Я незамедлительно рванул во Флорин. (Как вы понимаете, незамедлительно я туда не попал – спасибо гениям, составляющим расписание «Флоринских авиалиний». Ночным рейсом «Эр Франс» до Брюсселя, там пересадка на «ИнтерИталию», высадиться в Гульдене, а оттуда до Флоринбурга рукой подать.) Я подготовил список достопримечательностей. Королевская школа, конечно, раз ее так превозносил Кинг, Утесы Безумия – я позвонил заранее и забронировал, там теперь от туристов не продохнуть, – лес, где случилась Древесная битва, и так далее и тому подобное. Кинг дал мне координаты полезных друзей и всяких ученых. У одной его чудесной родственницы – лучший во Флорине ресторан, и это поистине благословение, потому что Флорин, как вы, быть может, знаете, – корнеплодная столица Европы; для местных крестьян это плюс, однако флоринское национальное блюдо – брюква, а от нее стремительно плохеет, если поблизости не нашлось умелого повара.

В первые дни это было странно – воочию видеть все то, что в детстве я считал выдумкой. Я боялся, обстановка не оправдает моих фантазий. (Кое-что не оправдало, но по большей части – вполне.)

Воровской квартал, где Феззик вновь повстречался с Иньиго, – я видел его, а также комнату, где Иньиго наконец-то, наконец-то убил графа Рюгена, – туда водят на экскурсиях по замку. Ферму Лютика сохранили почти первозданной, но сказать тут особо нечего – ферма и ферма. И разумеется, Огненное болото не растеряло смертоносности, внутрь никого не пускают, но неподалеку я видел то место, где, по оценкам флоринских ученых, Лютик и Уэстли обнялись, после того как она его столкнула. (Там разворачивается сцена воссоединения – должен сказать, когда я стоял и глядел на этот клочок земли, было мне очень странно.)

На остров Одного Дерева по сей день не добраться по морю – он же внутри водоворота, – и я арендовал вертолет, вволю там побродил. (Одно Дерево – это куда они отправились выздоравливать.) Там Лютик и Уэстли впервые занимались любовью, там родилась бедняжка Уэверли. Я, видимо, зря зову ее «бедняжкой», одно время ей чудесно жилось – родители ее любили, величайший фехтовальщик на свете ее сторожил, величайший силач мира с нею нянчился. Большего, пожалуй, и желать нельзя.

Конечно, с похищением все переменилось, но я лучше прикушу язык, незачем опережать события…

1. Феззик

Феззик гнался вверх по горе за безумцем – за безумцем, что унес самое для Феззика драгоценное на всем белом свете: малышку, Ребенка Принцессы.

Пожалуй, «гнался» – неудачное слово. Точнее, наверное, сказать – «влачился следом». Как ни скажи, дела были плохи: Феззик старался как мог, но все больше отставал. По двум причинам. Первая – габариты. Висишь в пятнадцати тысячах футов над землей, скала голая – поди отыщи надежные опоры для ног. Громадные неуклюжие ноги тут и там ощупывали скалу в поисках пристанища, но это отнимало у Феззика слишком много времени.

Время это безумец выгодно использовал: он увеличивал отрыв, порой обращая вниз бескожее лицо – проверял, сильно ли отстал Феззик. Даже Феззику был ясен его план: залезть на вершину, перебежать плато и спуститься по другой стороне, пока Феззик беспомощно карабкается.

И вот еще почему старания его были безуспешны: мешал страх. Вернее, страхи. Феззик был всех больше и сильнее, и никто не понимал, что еще у него есть чувства. Он умел с корнем рвать деревья, а потому никто и знать не желал, что его пугают верткие жучки, живущие в корнях. Он победил чемпионов по борьбе в семидесяти трех странах, а потому никто не верил, что, когда Феззик был (сравнительно) мал, его мать всю ночь не гасила свечи. Выступать на публике – это, конечно, вообще за гранью. Но Феззик лучше бы выступал с речами весь остаток жизни, чем смотрел в лицо нынешней опасности. Угрозе

П

А

Д

Е

Н

И

Я

И в конце ничего хорошего – только скалы.

Ну да, некогда он взбирался на Утесы Безумия, но это совсем другой коленкор. У него была веревка – он цеплялся и понимал, куда лезть, – и его неумолчно поносил Виццини – это всегда скрашивало время.

Будь у безумца какой другой багаж, Феззик бросил бы погоню и тихонько слез бы на спасительную землю. Будь у безумца все серебро Персии или такая пилюля – один раз проглотил, и больше не великан.

Кому тогда охота за ним гоняться?

Но у безумца была Уэверли, Феззиково счастье, и большим своим сердцем чуя, что не догонит, что где-нибудь поскользнется, Феззик влачился дальше.

Он глянул вверх. Уэверли замотали в одеяло, в котором и похитили, – это сколько же времени прошло? Феззик решил об этом не думать, потому что похищение случилось по его вине. Он это допустил – Уэверли похитили во время его дежурства. Феззик заморгал, прогоняя слезы раскаяния. Уэверли не шевелилась. Наверное, безумец влил в нее какое-то зелье. Чтоб легче было нести.

Безумец остановился, толкнулся, брыкнул ногой…

…и на Феззика посыпались здоровенные булыжники.

Феззик постарался убраться с дороги, но не успел. Камни задели по ногам, ноги соскочили с опор, и он, турок Феззик, повис в пустоте, высоко-высоко, держась лишь двумя-тремя пальцами.

От восторга безумец заорал, а потом снова полез, свернул, скрылся.

Феззик болтался в пустоте. И в смертельном страхе.

Его трепали ветра.

Левую руку сводило, и Феззик отнял ее от скалы, потянулся ярдом выше, поискал опору поудобнее.

Он повисел в задумчивости – и думал он не о том, как ему до смерти страшно, а о том, что он сейчас одолел целых три фута на одних руках. Может, еще раз получится? Он потянулся ярдом выше, нашел другую опору. Все это очень интересно, сказал он себе. Я залез выше, не опираясь на ноги. Я лезу быстрее прежнего, не опираясь на ноги.