Русское влияние в Евразии. Геополитическая история от становления государства до времен Путина - Арно Леклерк

Интенсивность экономических отношений должна была логичным образом открыть дорогу к бóльшему политическому взаимопониманию, однако московские лидеры были разочарованы позицией Европы, «выровненной» сообразно позиции Соединенных Штатов, активно поддержавших новую власть, установившуюся в результате «цветных революций» в Грузии и Украине. Россияне задаются вопросом, как им следует относиться к «политике соседства», реализуемой Брюсселем после вступления в Евросоюз некоторых восточноевропейских стран, и «Восточному партнерству», разработанному в 2009 г. с целью укрепить отношения с шестью бывшими советскими республиками – Арменией, Азербайджаном, Беларусью, Грузией, Молдовой и Украиной. Европейская позиция по грузинскому вопросу совпадает с общей тональностью европейских СМИ, карикатурно изображающих Россию в качестве авторитарного и коррумпированного государства. Россияне в свою очередь упрекают европейцев за их молчаливое согласие на «американскую гегемонию». Вашингтон хорошо понял опасность и стремится поддерживать на атлантическом пространстве идеологию, обращенную против российской модели, часто слишком поспешно отождествляемой с «аватаром» прежней советской системы. Европа, какими бы ни были ее отношения с Москвой, в любом случае не готова разыгрывать карту строительства общего континента, дистанцируясь, впрочем, и от США; с этой точки зрения надежды, возлагаемые Россией на Европу, оказались напрасными.

Как отмечает Максим Лефевр[255], внутри самой Европы можно выделить две основных точки зрения на Россию: либо ее считают «группой враждебных или как минимум вызывающих подозрение регионов», либо «лагерем дружественных или реалистично настроенных государств». «Дуга недоверия» по отношению к России связывает Соединенное Королевство, Швецию и новых членов Европейского союза из бывшего социалистического лагеря. Польша и Литва даже решили – в период с конца 2006 по начало 2008 г. – блокировать переговоры по новому соглашению о партнерстве между ЕС и Россией. Ситуация изменилась после авиакатастрофы под Катынью, сблизившей позиции премьер-министров Туска и Путина: гибель президента Качиньского и большой части польских лидеров в этой катастрофе привела к «сострадательному» сближению обеих стран, способному ликвидировать традиционный польско-русский антагонизм. Чешская Республика, Эстония, Литва и Швеция располагаются в «первом круге недоверия» по отношению к Москве. Как и Варшава[256], Прага согласилась разместить элементы американской системы ПРО, что привело к напряженности в отношениях с Москвой. Польша и Чешская Республика по-прежнему не доверяют ни Москве, ни Берлину – в связи с депортацией немецкого населения по окончании Второй мировой войны – и потому являются ближайшими союзниками Вашингтона и НАТО, что позволяет им обезопасить себя от Евросоюза, членами которого они тем не менее стали (хотя президенты Клаус и Качиньский были последними, кто присоединился к Лиссабонскому договору). Враждебность по отношению к России все еще ощущается в странах Балтии; присутствие влиятельных русских меньшинств в Эстонии и Латвии, энергетический шантаж, к которому способна прибегать Москва, могут лишь усилить напряженность, равно как и перенос памятника солдатам Красной армии в Эстонии и последовавшие вслед за этим событием ответные кибератаки. Швеция постоянно упрекает Россию за нарушение прав человека и загрязнение Балтийского моря. Эти страны в 2008 г. поддержали Грузию и способствовали созданию в 2009 г. Восточного партнерства. Будучи реалистами в отношениях с Россией, Словакия, Венгрия и Болгария возобновили контракты на поставку газа, и братиславские лидеры подвергли резкой критике «своеволие» Киева, когда из-за российско-украинского кризиса были приостановлены поставки газа в Европу. Болгария в равной степени заинтересована в газопроводе «Южный поток» и нефтепроводе, соединяющем Бургас с греческим Александруполисом, что позволяет транспортировать углеводороды, избегая транзита через Украину и Турцию. Румыния заняла осторожную позицию, связанную с надеждами на решение приднестровского вопроса. Обеспокоенные возможными претензиями своего венгерского меньшинства, Румыния и Словакия, как и Россия, не признали независимость Косово. Традиционный атлантизм Соединенного Королевства опирается на давнее недоверие по отношению к России, однако Лондон также должен считаться с интересами «Бритиш Петролеум» в добыче нефти в России. Париж и Берлин намного ближе к России, о чем свидетельствует строительство газопровода «Северный поток» по дну Балтики и объемы немецкой стороны в торговле с Россией; причины, определяющие близость Франции с Россией, относятся к сфере политики и являются частью деголлевской традиции, несмотря на «американофильский» тропизм президента Саркози. Следует добавить, что в 2003 г. образовалась ось «Париж – Берлин – Москва», направленная против американского вторжения в Ирак, и продажа вертолетоносцев «Мистраль» России подкрепляется перспективами, открывающимися перед компанией «Тотал» в российской Арктике. Италия, Испания, Нидерланды, Бельгия и Австрия стараются занять столь же осторожную позицию по отношению к России, в то время как православная солидарность вполне логично сближает Москву с Грецией и Кипром. Как и Греция, тесные отношения со своим соседом поддерживает Финляндия.

Отношение европейских государств к России во многом зависит от США, занимавших при Джордже Буше-младшем подчеркнуто антирусскую позицию, ставшую более умеренной после избрания президентом Барака Обамы – в условиях, когда ослабление Америки заставляет ее снизить свою антирусскую активность.

Балтийский регион имеет особое значение для России, потому что с начала XVIII в. Балтика дает стране возможность выхода в Европу, к которому так стремился Петр Великий. Значимость этих территорий для России вызывает прямо противоположную реакцию вновь получивших независимость государств этого региона[257]. История противоречий между этими странами и Москвой связана с периодом между двумя мировыми войнами, когда прибалтийские республики были действительно независимыми. С последующим присоединением их к СССР в результате заключения германско-советского пакта, недолгим обретением ими свободы ценой союза с Германией и, наконец, очередной аннексией и депортациями, начавшимися после Второй мировой войны, эта ситуация породила различные мнения, опирающиеся на резкие противоречия, приводящие порой к столкновению обеих сторон. Они происходят из-за невозможности договориться о том, где именно должна находиться статуя советского солдата, знаменующая победу во Второй мировой войне: этот памятник был ни много ни мало перемещен с одного места на другое. Расширение НАТО в страны Балтии и их вступление в Европейский союз лишь усиливают напряженность между двумя лагерями, которая, впрочем, совершенно не интересует Западную Европу, далекую от реалий этого региона. По всем названным причинам отношения Москвы с тремя бывшими советскими республиками, как и судьба Калининграда, представляют собой серьезные ставки в геополитической игре. В 1721 г. после заключения Ништадтского мира петровская Россия присоединила к себе Ингерманландию, Эстляндию и Лифляндию – север нынешней Латвии, а в 1795 г., во время третьего раздела Польши, Екатерина II добавляет к этим территориям Курляндию (юг Латвии) и Литву[258]. Связанная с домом Романовых прибалтийская аристократия немецкого происхождения «поставляла» империи множество «управленцев» и военачальников, причем некоторые из них остались верными империи во время Гражданской войны 1918–1921 гг. Интеграция этого региона в состав государства в царскую эпоху не представляла собой проблемы: на закате этого периода ярко засиял немецкий Дерптский университет, в котором преподавание стало вестись на русском языке лишь в 1893 г. в рамках политики русификации, проводимой царской властью. В конце XIX в. с опозданием возникло национальное движение в Латвии[259]и Эстонии[260], ставшее ответом на проводимую политику русификации и в равной степени направленную и против немецкой аристократии; в то же самое время в Литве свою самобытность утверждает католическая традиция. Революции 1917 г. и окончание Первой мировой войны способствуют обретению независимости местными народами, что приводит к провозглашению суверенитета тремя государствами – Латвией, Литвой и Эстонией, странами, обладающими небольшими территориями и располагающими очень скромными природными ресурсами, но однородными по составу населения (Латвия – ¾ латышей, Литва – 84 % литовцев и Эстония – 88 % эстонцев). Русские были тогда представлены в этих странах слабо, например, в Литве их было втрое меньше, чем евреев, и они преимущественно проживали в областях, граничащих с Россией. Ситуация стала меняться в результате массовых депортаций, предпринятых Сталиным в 1940 г. и продолженных по окончании Второй мировой войны. Это одновременно было связано с регулярным прибытием в эти края в преобладавшем на протяжении почти полувека советском контексте многочисленных русских иммигрантов. Меньше всего от этих процессов пострадала Литва, где в 1989 г. проживало 80 % литовцев. Однако русские составляли почти треть населения Эстонии, но еще больше этот феномен проявился в Латвии, где доля латышей с 77 % от общего числа населения в 1935 г. снизилась до 52 % в 1989 г., в то время как численность русских в этот же самый период увеличились с 8,8 % до 42,4 % (из них 34 % были собственно русскими, а остальные – украинцами и белорусами). Подобная ситуация в момент обретения республиками независимости приведет к серьезной напряженности, поскольку Латвия и Эстония четко регламентируют, что право на гражданство имеют все, кто проживал на территории обеих стран до 1940 г., их потомки и дети, родившиеся после 1992 г. в браках, где по крайней мере один из двух супругов является гражданином страны. Строгая процедура получения гражданства – экзамены на знание национального языка, ежегодные квоты – осложнила положение, вызвав волну протестов представителей русскоговорящих меньшинств, поддержанных Кремлем. География населения только усугубляет проблему. Русские составляют значительное большинство в двух из пятнадцати уездов и в Таллине, столице, где насчитывается 42 % русских, а также 7,5 % украинцев и белорусов (поэтому в эстонской столице в целом больше славян, чем собственно эстонцев). Численность русского населения более ограниченна на территории Латвии, но составляет достаточно большой процент в крупных городах и поблизости от российской границы. Помимо проблем, связанных с этой деликатной демографической ситуацией, новые балтийские страны ставят вопрос и о судьбе своих границ, требуя пересмотра приграничной зоны, присоединенной к России в 1944 г., во время завоевания Прибалтики. Москва не желает слышать их доводы и основывается на принципе нерушимости границ, существовавших на момент распада Советского Союза, – этот принцип, в частности, применяется в отношениях с Украиной по вопросу Крыма, отданного Украине в 1954 г. Никитой Хрущевым. Попытки окончательно закрепить границы путем подписания договора между Россией, Латвией и Эстонией не могут быть реализованы по причине требований со стороны этих прибалтийских республик, постаравшихся включить в текст соглашения некоторые детали, которые в будущем способны привести к возобновлению территориального спора или требованиям репараций за политику, проводимую Сталиным в ущерб народам этого региона. Дебаты об историческом наследии, касающиеся периода советской оккупации 1940–1941 гг., возобновившейся в 1944 г., и некоторые события, связанные с различными воспоминаниями о Второй мировой войне, в частности празднование Дня Победы, приводят к резким столкновениям сторон. Государства Балтии пытаются склонить Европу на свою сторону, однако Брюссель сегодня очень осторожен в своем отношении к подобным попыткам. Согласно Паскалю Маршану[261], «в представлениях россиян, балтийское побережье – это нечто основополагающее. Почти все российские писатели, композиторы, художники так или иначе связаны с ним. Вся ослепительная русская культура XIX в. вскормлена “мечтой Петра” и происходит из нее. Это ощущение является глубинным и в той или иной степени важным для всего населения страны. Балтийское побережье – это не просто чувствительное для российской дипломатии место. Происходящее там имеет глубокий резонанс во всех слоях общества, поскольку балтийский берег – колыбель русской культуры». Память о победе, одержанной в 1242 г. над тевтонцами, собиравшимися подчинить Русь, а также героическая оборона Ленинграда во время Второй мировой войны превращают этот регион в важнейший символ, и изменения, связанные с ним, а также возможная напряженность вокруг него не могут оставить россиян равнодушными, поскольку, как замечает Паскаль Маршан, «любое пространство имеет не только географическое, но и духовное значение».