Начало эры разума - Уильям Джеймс Дюрант

(«Вознесение») и с таким бесцеремонным презрением к целомудрию, что другие поэты упрекали его в разнузданной щепетильности. Пуритане не могли простить Карлу I, что он стал джентльменом Тайной палаты, но, возможно, король простил дело ради формы; в этих каролинских поэтах все галльское изящество Ронсара и Плеяды привнесено, чтобы с тонким искусством украсить неумеренность желания.

В свои тридцать три года сэр Джон Саклинг прожил немало. Он родился в 1609 году, в восемнадцать лет унаследовал огромное состояние, совершил Гранд-тур, был посвящен в рыцари Карлом I, сражался под командованием Густава Адольфа в Тридцатилетней войне, вернулся в Англию (1632), чтобы благодаря своей внешности, остроумию и щедрому богатству стать любимцем при дворе. Он был, по словам Обри, «величайшим галантом своего времени и величайшим игроком, как в боулинг, так и в карты… Его сестры приходили в… боулинг, плача от страха, что он проиграет все их порции».49 Он изобрел криббидж. Он так и не женился, но развлекал «огромное количество знатных дам»; на одной из вечеринок он подал дамам в качестве десерта шелковые чулки, которые тогда были большой роскошью.50 Его пьеса «Аглаура» была поставлена с пышными декорациями, оплаченными из его кошелька. Он собрал собственные войска для борьбы за короля и рисковал жизнью, пытаясь вызволить из Тауэра министра короля, сэра Томаса Уэнтуорта, графа Страффорда. Разочаровавшись, он бежал на континент и там, лишившись состояния, принял яд и умер.

Ричард Лавлейс тоже служил королю на войне и в стихах, и он тоже был богат и красив, «самый приятный и красивый человек, которого когда-либо видел глаз».51-таким его увидел Энтони а Вуд в Оксфорде. В 1642 году он возглавил делегацию из Кента, чтобы обратиться к Долгому парламенту (пресвитерианскому) с просьбой о восстановлении англиканской литургии. За эту дерзкую ортодоксальность он был заключен в тюрьму на семь недель. Его Алтея пришла утешить его, и он сделал ее бессмертной строкой:

Когда Любовь с неограниченными крыльями Парит в моих воротах, И моя божественная Алтея приносит Шептать у решетки; Когда я лежу, запутавшись в ее волосах. И приковывает ее к глазам, Птицы, которые резвятся в воздухе. Не знаю такой свободы…. Каменные стены — это не тюрьма, Как и железные прутья клетки; Невинные и спокойные умы Это для отшельника; Если в моей любви есть свобода. И душа моя свободна, Только ангелы, парящие над землей, Наслаждайтесь такой свободой.52

В 1645 году он снова отправился на войну и извинился перед своей суженой (Люси Сэчеверелл) в книге «Лукасту, отправляющемуся на войну»:

Не говори мне, милая, что я недобрый. Из женского монастыря Твоя целомудренная грудь и спокойный ум К войне и оружию я лечу…. И все же это непостоянство настолько И ты тоже будешь обожать; Я не мог любить тебя, дорогая, так сильно, Любил я не больше чести.53

По ложному сообщению о его гибели в бою, Лукаста (целомудренная Люси) вышла замуж за другого жениха. Потеряв в бою с роялистами и свою даму, и свое состояние, Лавлейс вынужден был зависеть от благотворительности своих друзей, и тот, кто носил одежду из серебра и золота, теперь одевался в лохмотья и жил в трущобах. Он умер от чахотки в 1658 году в возрасте сорока лет.

Искусству выживания он мог научиться у Эдмунда Уоллера, который успел шестьдесят лет проработать по обе стороны Великого восстания, стать самым популярным поэтом своего времени, пережить Мильтона и умереть в постели в возрасте восьмидесяти одного года (1687). Он вошел в парламент в шестнадцать лет, сошел с ума в двадцать три, выздоровел, женился на лондонской наследнице в двадцать пять, похоронил ее три года спустя, а затем вскоре очаровал «Сачариссу» (леди Дороти Сидни) свежим вариантом древней темы:

Вперед, прекрасная Роза! Скажите ей, что это пустая трата времени для нее и для меня, Теперь она знает, Когда я уподоблю ее тебе, Какой милой и справедливой она кажется. Скажите ей, что он молод, И избегает, чтобы за ее милостями следили, Если бы ты был в форме В пустынях, где нет людей, У тебя должна быть нерекомендованная смерть…. Тогда умри! Чтобы она Общая судьба всех редких вещей Можете почитать в тебе; Как мало времени они делят между собой Они так чудесно милы и справедливы!

К этому периоду относится еще один едва ли не самый незначительный поэт. Ричард Крэшоу горел скорее религиозным пылом, чем плотскими страстями.