Звезды, души и облака - Татьяна Шипошина

В храме было пусто и сумеречно.

— Садись на лавочку пока, — сказала Наталья Леонидовна. — Садись, будем ждать. Может, даже хорошо, что пока никого нет. У тебя будет время подумать.

— Да что думать, — ответила Шурочка. — Думано всё, передумано. Смерть пришла, вот и все думы. Я уже еле дышу. Если не получится — умру я скоро. Вы же видите… какая я.

— Ты крещёная?

— Да. Когда-то крестили меня, когда маленькая была.

— Ладно, посиди. Я ведь тоже… в храм пришла, когда Юрка сел. Да когда муж умер. На всё — Божья воля. — И свекровь встала перед иконой в центре храма и начала молиться.

А Шурочка сидела-сидела, смотрела-смотрела… То на иконы, то вниз, на кирпичные полы храма. Кирпичи были выложены «ёлочкой». На кирпичах были непонятные тёмные точки. Шурочка даже поковыряла ногтем одну из них. Точками оказался застывший на кирпичах свечной воск.

«Хорошо здесь», — подумала Шурочка, и задремала, положив голову на какой-то высокий ящик.

Она проснулась от того, что её будила Наталья Леонидовна. В храме уже было много народу.

— Вставай, батюшка пришёл уже. Мы первые.

Они подошли к маленькой боковой двери в широкой стене храма. И в это время кто-то тронул Шурочку за плечо.

— Шура! Это ты?

Шурочка обернулась. Это была Маша. Шурочка дёрнулась в её сторону, но ответить не успела.

— Входите, — сказали им из-за маленькой двери, и Наталья Леонидовна втолкнула Шурочку и сама вошла следом.

Священник был невысок ростом, и почти стар. Только глаза молодо светились из-под очков.

— Батюшка, я привела вам девушку моего Юры. — сказала Наталья Леонидовна. У неё… тяжёлое положение…

— Вижу. Как звать-то тебя? — спросил священник. — Вы можете теперь выйти, а с девушкой я поговорю. На героине?

— Да. Зовут Шура. Александра.

— Сколько лет колешься, и какая доза?

— Год примерно. Чуть больше. Два грамма в день.

— Где деньги берёшь?

— Я пристроена… В борделе я…

— Помилуй, Господи… Хочешь бросить?

— Хочу.

— Что, очень плохо?

— Умираю…

— Умираешь… Это так. Крещёная?

— Да.

— Хорошо. Так ты колешься ещё… Тебе когда надо?

— Вечером. Я ломки боюсь… У меня было уже, и я не вынесу больше. Я чуть с ума не сошла…

Напряжение первых вопросов спало, и Шурочка вдруг почувствовала, что не хочет отсюда уходить. Так бы и осталась сидеть здесь, в этой маленькой комнатёнке. И Шурочка решилась задать вопрос. Только она не знала, как обратиться…

— А скажите…

— Батюшка, — подсказал священник.

— Батюшка, — с трудом выговорили губы непривычное слово. — А скажите, батюшка, есть у меня надежда? Кто-нибудь у вас уже сходил с иглы? Ведь это же невозможно!

Что человекам невозможно, то Богу возможно. Ибо мы здесь только помогаем, а исцеляет вас — Бог. Бог, понимаешь? Если захочешь исцелиться — всё поймёшь, и всё сделаешь так, как надо. Ломку пережить мы тебе поможем. У нас есть врачи. Но не в этом соль. Дальше — многое от тебя будет зависеть. Насколько сильно ты захочешь понять, и сколько своего труда ты сможешь приложить. Из борделя своего — можешь уйти просто так?

— Думаю, что могу. Там меня не очень-то… Я — второй сорт.

— Хорошо, а теперь позови ту женщину, что привела тебя.

Вместе с Натальей Леонидовной вошла и Маша.

— А тебе что, Мария? — обратился к ней батюшка.

И Машка быстро-быстро рассказала, что связывает её с Шурочкой. И с матерью Юры.

— Я буду помогать! — сказала Маша и дотронулась до Шурочкиной руки.

— Вот и хорошо. А я думал — кого бы к ней определить. Здесь ещё надо ломку пережить. Веди её к врачам. Ты же у нас умеешь капельницу налаживать?

— Умею.

— Так бери свою подругу под своё крыло. Что можно лучшего для неё придумать.

— Благословите, — сказала Машка и подошла к батюшке.

— Идите с Богом, — батюшка благословил Машу и перекрестил всех троих. — А ты, Шура, как в себя придёшь — к исповеди готовься.

— Это как?

— Маша расскажет. Идите. И не затягивай. Раз решилась — до конца иди. И проси Бога о помощи. Молиться умеешь?

— Нет.

— Господи, помилуй. Иди.

Они заходили ещё куда-то, в какие-то маленькие кабинетики. Шурочка ещё отвечала на вопросы врачей, но уже почти автоматически. Было уже половина четвёртого, и приближалось время укола.

И от того, что укола, скорее всего, не будет, Шурочке было страшно. Она слышала, как Машка звонила по телефону. Видимо, предупреждала мать, что не вернётся ночью.

Уже были взяты все нужные медикаменты, по списочку, который написала для них врач. Основное покупали в аптеке, но часть — Маша взяла с собой. Оттуда, из центра. Платила за всё мать Юры.

— Куда пойдём? — спросила Машка.

— Можно — ко мне, — сказала мать Юры.

Но Шурочка стала просить, и уговорила пойти к ней.

— Вы идите домой, Наталья Леонидовна, — решила Маша. — Сегодня ночью я буду, а завтра — вы. Это ведь может дня на три растянуться.

Мать Юры взяла адрес, телефон. И ушла от них в метро, перейдя на другую ветку. А Шурочке вдруг захотелось… бросить всё. Машу бросить, и рвануть. Доза была у неё в сумке.

«Поеду, уколюсь. А потом возьму деньги, куплю граммов десять… И всё».

Машка, видимо, почувствовала что-то.

— Терпи. Не поворачивай назад, — сказала она.

Придя к Шурочке, сначала попили чаю, почти не разговаривая. Потом Шурочка позвонила в бордель.

— «Приятный отдых» слушает! — раздался в трубке сладкий голосок.

— Это я, — сказала Шурочка. — Старшую позови.

— Алоу!

— Это я, Шура. Стрекоза. Я не приду. Можете моё место занимать. Я не хочу, чтобы меня оттуда вынесли.

— Ну, и прекрасно, — старшая не была ни удивлена, ни расстроена. — Вынесут, так не от нас. Одним трупом меньше. Только учти — если ты помирать раздумаешь, и надумаешь вернуться, то я тебя не приму, пусть меня хоть десять Вовчиков просят. У меня эти наркоманки, эти инвалидки долбанные — уже вот где сидят!

— Не надумаю, — ответила «мадаме» Шурочка. Теперь уже все концы были отрублены. Внутри поднималась предательская дрожь, и росло желание уколоться.