Тень фараона - Сантьяго Мората

К счастью, нас никто не преследовал. Мы дошли до другого квартала, который, хотя и был приличнее того, что мы покинули, тоже был уж слишком скромен для судьи, и это в очередной раз меня взбесило.

Мы сделали круг, чтобы проверить, не следят ли за нами, и в конце концов подошли к небольшому, но чистому и ухоженному дому. Мой проводник поманил меня, удостоверившись, что никто на него не смотрит, и быстро вошел в дом через дверь для слуг. Когда я оказался внутри, он тут же обратился ко мне:

– Не переживай, в этом районе, хотя он и кажется бедным, живут хорошие люди, которые сообщат, если кто-то следит за нами. Судья Усермонт, пусть Амон хранит его, известен тем, что осуществляет правосудие в пользу простых людей, и они платят ему преданностью.

– Не слишком полагайся на это. Существуют такие вещи, как голод и подкуп. Все имеет свою цену.

Добрый человек вздрогнул, удивленный моей прямотой, и я чуть не рассмеялся, потому что вдруг увидел в себе черты, присущие моему отцу, но поблагодарил своего проводника за то, что он пренебрег опасностью, которой подвергался из‑за меня, и отдал себя в его распоряжение.

Меня накормили и помогли помыться и сменить грязные повязки. Я провел несколько дней на улице, и хотя, на мой взгляд, это не было для меня большой жертвой, этот добрый человек, очевидно, полагал, что я был близок к смерти, судя по тому вниманию, какое он мне уделял.

Я ждал недолго, а после того, как сменил одежду и слуга-нубиец сделал мне массаж, почувствовал себя аристократом.

Вскоре появился Усермонт, и мы молча обнялись.

– Дорогой мой друг! – в конце концов воскликнул он. Голос его дрожал.

Я тоже был взволнован так, что едва мог говорить. Усермонт обхватил мою голову ладонями и стал рассматривать мои многочисленные еще не зарубцевавшиеся раны и шрамы.

– Пи, с тобой все в порядке? Что с тобой произошло? Что с тобой сделали?

Я не стал отвечать подробно, только сказал:

– Меня возмущает и огорчает то, что ты как судья занимаешь по моей вине такое место.

Усермонт засмеялся:

– Не огорчайся. Я не сетую, что оказался в этих кварталах и занимаюсь делами простых людей. Я среди них гораздо счастливее, чем среди благородных.

– Твой слуга сказал мне…

– Да. Но не обижай их. Здесь они не слуги. Никто не унижается и не получает плату. Они мои друзья. Они делают для меня, что умеют, а я, в свою очередь, делаю то же самое для них.

Я озабоченно посмотрел на него, и он, казалось, меня понял.

– Только когда они правы, Пи! Я не отдаю предпочтение никому из‑за того, что он принадлежит к какой-то группе. Видишь ли, они не привыкли к тому, что судья может признать их правоту, и поэтому ухаживают за мной и дарят мне свою дружбу.

– Но таким образом ты наживаешь себе врагов!

Усермонт снова рассмеялся.

– Эти люди добились, чтобы меня назначили сюда судьей. Они вне опасности, пока я работаю здесь.

– А теперь и я тебе помогу, если сумею.

– Конечно! Теперь ты аристократ, с именем почти таким же длинным, как у самого фараона.

Мой взгляд сказал ему, что в эту область не стоит вторгаться.

– Я отказался от этого имени. Предпочитаю быть забытым, но не делить имя с этим подлецом.

– Извини.

Я состроил смешную рожицу, как делал, когда мы были детьми.

– Я повторю твое имя столько раз, что Маат придется заткнуть уши, – пообещал Усермонт.

Я засмеялся и снова обнял его.

– Много всего произошло, – сказал я ему.

– Давай поговорим об этом.

Мы проговорили всю ночь. Он рассказал мне, что стал судьей в городе Солнечного Диска, как и хотел, по меньшей мере так ему казалось, но это длилось недолго. Вскоре все переселились в Фивы, где царило взяточничество, и он стал непопулярен, так как его не удавалось подкупить, а его приговоры были непререкаемы и могли служить образцом правосудия.

Он спускался все ниже, пока не оказался на самой нижней ступени в иерархии фиванских судей. Ему предоставили жилье, не подобающее его рангу, его постоянно преследовали, но он не проявлял малодушия.

Своей последовательностью и справедливостью он завоевал сердца простых людей и их доверие. Он совершенно бескорыстно стал тратить свои личные деньги, улучшая условия жизни в квартале, и понемногу появились мужчины и женщины, которые помогали ему сначала убирать дом, потом расширить его, и в конце концов превратились в его бескорыстных и верных слуг. Хотя жалованье судьи было очень небольшим, оно позволяло им жить свободно и весело. Постепенно образовалась сеть осведомителей и сотрудников, помогающая противодействовать местным начальникам, которые обогащались, пользуясь всеобщей бедностью. Постепенно они были вытеснены судьей, так что в квартале теперь царило согласие, а вот преступникам сюда лучше было не соваться. Здесь сами жители исполняли роль охранников, которые отказывались вмешиваться в дела судьи, блюдя собственные интересы. Меня насторожила такая картина.

– Но рано или поздно Тут придет за тобой!

– Как бы не так! Его очень забавляет, что я заключен в этом квартале. Если бы он хотел посадить меня в тюрьму или превратить в раба, он бы, без сомнения, это уже сделал, но думаю, что иногда его мучает что-то вроде угрызений совести.

– Вряд ли. Он холоден, как кобра.

– Но он тоскует по капу и своей невинности. Я для себя открыл, что быть взрослым совсем не так хорошо, как быть ребенком, и каким-то образом тот ребенок, каким он был, выдвигает обвинения ему теперешнему, фараону.

– Ну, это относится ко всем нам.

С печальной улыбкой, вызванной воспоминаниями о былых временах, он продолжил свой рассказ.

Итак, в квартале ничего не происходило без того, чтобы об этом не знал Усермонт. Каково же было его удивление, когда он услышал, что я уже несколько дней брожу по его владениям! Это меня развеселило. Мне пришлось напомнить ему, что я солдат и то, что мне пришлось пережить, настолько отличается от нашего прошлого в капе, что он едва ли сможет поверить моим рассказам о сражениях. Это сразу изменило характер беседы. Обоим нам было любопытно сопоставить теперешнюю нашу жизнь с мирным детством. Мы превратились во взрослых вопреки своему желанию, как и сам Тут, потому что, когда мы учились в капе, предчувствовали, что будущее не будет таким чудесным, как детские годы.

Мы оба рассказали о том, что пришлось пережить. Я поведал без недомолвок обо всем, что со мной случилось, только не сообщил местонахождения Нефертити, хотя, по правде говоря, не существовало человека, которому я мог бы верить больше.

Он рассказал мне, что наш общий друг Инуйя получил назначение в Мемфис, чтобы стал невозможен союз старых друзей по капу.