Спящее золото. Сокровища Севера - Елизавета Дворецкая

Отойдя от двери, Вигмар бросился на широкую лежанку, вытянулся и задумался, глядя в темный бревенчатый потолок. Хвалебная песнь! Едучи к Бьяртмару конунгу и вообще к раудам, он меньше всего думал о хвалебных песнях. Норн приговор у мыса узнаешь, как говорила Грюла. Вообще-то сочинять хвалебные песни не намного труднее, чем другие. Даже легче: кто под небосклоном Бьяртмару подобен? Волки рвали трупы, храбро дрались квитты… Нет, рауды. Только вот что: надо ведь знать, с кем дрались. Что победоносно – это и так ясно, но вот как дело было?

Вигмар сел, без почтения подтянув ноги прямо в башмаках на одеяло из облезлой медвежьей шкуры. Так не честно. Хорошо этому Сторвальду. Выговор у него не раудский, он тут тоже пришлый, но живет, как видно, давно и все про Бьяртмара знает. С кем он сражался, когда сражался, как… А Вигмар не знал ничего. Сочинять подвиги – засмеют, потому что даже самая пышная похвала должна быть в основе своей правдива, иначе ей и цены никакой не будет. А как сочинять о том, чего не знаешь и о чем не слышал?

Прыжком соскочив с лежанки, Вигмар мягко и стремительно прошелся два шага до стены и обратно. Вот он каков, тролль безбородый! Или думает, что слава о его подвигах гремит по всему Морскому Пути и любой квитт знает их не хуже, чем собственный род в семи поколениях? Или нарочно втолкнул его в эту ловушку? Заставит опозориться и спокойно снесет голову. Прямо за завтраком, поскольку убийство утром уже не ставится в укор. И никакой опасности нет ни для его обожаемого Сторвальда, ни для кого другого. И все довольны. А рыжий квитт с наглыми глазами – кому он нужен?

«Мудрый Один, Отец Поэзии, подскажи же мне что-нибудь! – воззвал Вигмар, напряженно глядя в темный потолок, точно ожидая, что закопченные бревна сейчас разойдутся и в просвете покажется престол Одина, с самим Властелином, с двумя воронами у него на плечах и двумя волками у ног. – Не зря же ты получил от меня такую славную жертву – Эггбранда сына Кольбьерна. Я думаю, тебе понравилось все то, что я натворил. Помоги же мне!»

Но темный потолок молчал и не шевелился. Вигмар прошелся еще пару раз и снова сел. Сосредоточившись, он пытался вспомнить, не слышал ли когда-нибудь, хоть в детстве, хоть чего-нибудь о подвигах Бьяртмара Миролюбивого. Впрочем, тому под шестьдесят, а значит, во времена его подвигов Вигмар был ребенком. Если вообще родился на свет.

«Может, постучать? – Вигмар задумчиво покосился на дверь. – Позвать какого-нибудь славного воина, отмеченного сединой и шрамами, пусть расскажет. Едва ли конунг догадался это запретить. И на помощь это не похоже. А вдруг…»

Принять никакого решения он не успел – дверь тихо отворилась сама собой. Вигмар успел заметить отблеск огненного света в гриднице, и на пороге встала высокая темная фигура, кажется женская. В тесный покойчик влетел свежий запах летней грозы, неожиданный и радостный в продымленном доме. Тут же дверь опять затворилась, и Вигмар оказался лицом к лицу с гостьей.

Явись к нему мужчина, Вигмар схватился бы за оружие. Но при виде девушки он просто шагнул назад, наткнулся на край лежанки и остановился, разглядывая незнакомку.

Он видел ее впервые и в то же время испытывал смутное ощущение, что когда-то уже с ней встречался, но так давно, что и не вспомнить – словно в детстве. Но в его детстве и она была ребенком, так что ей полагалось измениться до полной неузнаваемости. Так откуда же ощущение, что он видел эту высокую, чудно сложенную красавицу, такую стройную и величавую, что вовсе не кажется долговязой. Пышнейшая грива ярко-рыжих, огненных волос окутывала девушку до колен, и в их обрамлении тонкое и подвижное лицо казалось особенно белым. Ее черты не отличались строгой правильностью: нос у нее был длинноват, а рот широковат, но это же придавало лицу неповторимость и живость, а одухотворенность в чертах делала это лицо ослепительно прекрасным. Вигмару подумалось: это не человек. Обыкновенные смертные девушки такими не бывают. Мелькнула мысль, что это Грюла явилась к нему в новом обличии, но растаяла сама, как слишком нелепая. Грюла – дух Квиттингского Севера, как она попадет к Островному проливу, в самое сердце земли раудов? И у Грюлы были золотые глаза, а глаза ночной гостьи даже в полутьме тесного покойчика светились своим собственным, ярко-голубым светом.

– Ты всегда так неучтив? – тихо спросила девушка, и в голосе ее звучала легкая ласковая насмешка. – За что же тебя любят женщины, если ты даже не поздороваешься и не попросишь войти?

Голос был глубок и звучен, в нем таилась веселость, готовая прорваться искрами смеха; вдруг подумалось, что она очень хорошо поет.

– Так ты же уже вошла, – как дурак, ответил Вигмар и попытался сделать шаг назад, но опять наткнулся на край лежанки и чуть не опрокинулся на спину.

Девушка усмехнулась, и ему тоже стало смешно: хорош бы он был!

– Войди, о липа льда ладони! – ответил он, улыбаясь углом рта и смущенно потирая щеку. – Правда, у меня сегодня тесный покой и войти-то особенно некуда. Ты можешь сесть на это ложе, если оно не слишком недостойно тебя.

– Я и не на таких сидела и, как видишь, жива! – Девушка неслышно шагнула к лежанке и уселась. Она двигалась так легко, что Вигмару вспомнился пляшущий язык пламени.

Он сел там, где стоял, и повернулся к гостье.

– Как ты прошла? – спросил он. – Мне как-то не думается, что милостивый Бьяртмар конунг прислал тебя рассказать мне о его подвигах. Хотя именно это, по правде сказать, мне и нужно больше всего.

– Нет, меня прислал другой конунг. – Девушка мягко качнула головой. Волна ее волос шевельнулась, на Вигмара повеяло приятным теплом, смешанным с бодрящим запахом летней грозы. Сейчас он осознал всю невозможность этого запаха в пасмурную осеннюю ночь, но он был частью самой гостьи, а она вся – чудо. – Другой конунг, гораздо более могущественный, но и еще более прихотливый, – продолжала она. – Никогда не знаешь, что ему понравится, кого и за что он полюбит и захочет наградить сегодня или завтра.

– А меня он, значит, полюбил? – спросил Вигмар, еще не представляя, о чем идет речь, но уже смутно ощущая рядом с собой что-то неоглядно огромное.

– Нет, я бы так не сказала! – Девушка лукаво усмехнулась, склонила голову к плечу.

Взгляд ярко-голубых глаз обжег Вигмара и одновременно окатил ледяной прохладой. Горячий лед или раскаленное небо – он не знал, что так бывает. Но это не пугало, а было приятно; странное ощущение как будто поднимало над землей и уносило прочь от мира. Вигмар одновременно и сидел на убогой лежанке в тесной темной клетушке, и поднимался в какие-то небесные дали, сам становился огромным и величественным, полным каких-то новых сил и новых целей, снисходительно смотрел с небес на себя самого и даже не особо заботился, что будет дальше с тем, земным маленьким Вигмаром.

– Он не отпустил меня, – с каким-то скрытым намеком продолжала девушка. – Он просто сделал вид, что отвернулся… О, в лукавстве с ним никто не сравнится! Но раз уж он позволил мне отлучиться, я должна поспешить и сделать то, зачем пришла.

– А зачем ты пришла?