Камчатские экспедиции - Витус Беринг

Это обстоятельство, а равно и то, что камчадалы им рассказывали, что земля их еще далеко простирается к югу, вселило в них убеждение, что Камчатка доходит до Японии.

После неоднократно повторенных попыток и упорной борьбы с местными жителями русские, наконец, в 1706 г., преодолевая все встречавшиеся им препятствия, дошли до южной оконечности Камчатки (мыса Лопатки), где они увидали перед собою Курильскую гряду, крайний остров которой действительно примыкает к Японии.

Казаки вслед за сим ринулись и на эти острова и устремились на Японию. В 1712 и 1713 гг. казак Иван Козыревский несколько раз плавал к Курильским островам, посылал об этом донесения в Москву, которые содержали довольно точные описания качества и положения этих островов, вплоть до самой Японии.

Таким образом, обогнув по морю чукотскую землю и покорив Камчатку, русские явились открывателями и властителями всего прибрежья северо-восточной оконечности Старого Света.

В начале XVIII столетия они владели, стало быть, морским прибрежьем в 2200 километров длины, в виду северо-западной окраины Америки, вдоль которой проходил будто бы «пролив Аниан», тщетно отыскивавшийся со времен Кабота и Кортереаля. Вскоре после этого русские неминуемо должны были пробраться как в Японию и Китай, так и в Америку.

Первыми признаками и указаниями существования «Большой Земли» на востоке служили для русских пригоняемые к берегам Камчатки стволы деревьев такой величины и породы, каких они и на этом полуострове не встречали. Бесчисленные стаи птиц прилетали по временам с востока и опять туда улетали. Попадались киты с такими гарпунами (острогами), каких в Камчатке не употребляли.

Иногда море выбрасывало на берег лодки совершенно незнакомой постройки и еще другие совсем необычные предметы. Наконец, было также замечено, что морская волна у северных берегов Камчатки была гораздо меньше, гораздо короче, чем у южных, в Тихом океане, и из этого заключали, что здесь, должно быть, находится внутреннее море, которое с востока, вероятно, так же окружено землею, как с запада Азиею.

При часто повторявшихся стычках с чукчами, переплывавшими издавна нередко за море, русским иногда попадались в плен люди, которые носили продетые в губах моржовые зубы, в виде серег.

От них и от приезжавших к ним в гости американских друзей их или от военнопленных казаки узнали, что «Большая Восточная Земля» не остров, а обширная область, бесконечная страна с большими реками, наполненная лесами и горными хребтами. При денной погоде эта земля была видна с мысов Восточной Азии.

В Азии о Северо-Западной Америке имели, должно быть, самое выгодное понятие, хотя она, в сравнении с более южными местностями, и сурова, и неплодородна, и ей не без основания дали название американской Сибири; тем не менее в том месте, где Новый и Старый Свет сходятся так близко между собою, первый из них является в более умеренном виде, с более умеренным климатом.

Холодный восточный ветер постоянно немилосердно бичует восточные окраины Азии, и большую часть года они коченеют под снегом и льдом, лишенные почти всякой растительности. Напротив того, западные окраины Америки ограждены от востока высокими горными хребтами, они открыты для умеряющих холод западных ветров и для более теплых морских течений.

Там климат более влажный, а вследствие этого и бо́льшая растительность; до самого морского прибрежья простираются там нередко прекрасные леса. Между востоком и западом там значительная разница, которая повторяется на каждом острове, на каждом полуострове из окружающих Северный полюс земель.

Все эти привлекательные слухи постепенно проникали из Камчатки в Москву и Петербург, где глубокомыслящий и все соображавший царь Петр Великий на все это обращал величайшее внимание и составлял предположение о снаряжении дальнейших плаваний на восток, для которых Камчатка должна была служить исходною точкою.

Этот великий государь давно уже постиг, какое значение должны иметь географические исследования, и неоднократно оказывал им свое мощное покровительство. Так, по его указанию были предприняты в 1710–1716 гг. несколько плаваний по группам Новосибирских островов.

Князь Матвей Петрович Гагарин, тогдашний генерал-губернатор Сибири, всегда в высшей степени сочувствовавший делу народного образования в России и вообще поощрявший всякое благородное и достойное предприятие, со своей стороны, всеми зависящими от него средствами оказывал свое содействие этим экспедициям.

После того как русские дошли до устьев Яны и Индигирки, распространился было слух с 1644 г., сперва через сведения, доставленные известным уже нам Стадухиным, будто перед устьями Яны к северу и на восток найден громадный, неведомый остров.

В начале восемнадцатого столетия были получены первые, более определенные вести — только не об одном, а о нескольких различных островах, окаймляющих, будто бы, северное прибрежье Сибири, в особенности против Святого Носа и устьев реки Колымы. Вследствие полученного в этом смысле донесения от казачьего старшины Пермякова якутский воевода Траурнихт снарядил две экспедиции, одну в Колымск, а другую к Яне.

Последняя выступила под начальством казака Вагина осенью 1711 г. к Усть-Янску, а в мае 1712 г. она пошла, в сопровождении Пермякова, на нартах через Святой Нос к северу. Дошли, действительно, до какого-то безлесного острова такой величины, что для того, чтобы окружить его, потребовалось от 9 до12 дней езды (без сомнения, первый из Ляховских островов). В виду был еще другой остров, но экспедиция должна была вернуться по недостатку съестных припасов.

Пермяков и три его товарища были убиты своими же людьми, воспротивившимися перенести лишения и затруднения дальнейшего путешествия. Колымская экспедиция не принесла никаких результатов, которые заслуживали бы быть упомянутыми, равно как и еще третья экспедиция, предпринятая в марте 1714 г. казаком Марковым с устья Яны, продолжавшаяся семь дней на санях.

Ничего нового они не открыли. В июле 1724 г. боярский сын Федот Амосов отправился на судне из Нижнеколымска, чтобы обследовать указанный Стадухиным большой остров, простирающийся будто бы от Яны до устья Индигирки и который был посещаем в ноябре 1720 г. промышленником Иваном Вилейном на нартах.

Но Амосов вскоре вернулся, теснимый плавучими льдами. В ноябре того года он действительно дошел на нартах до какого-то острова, но после краткого там пребывания вернулся по недостатку продовольственных запасов. То был, вероятно, уже прежде известный Медвежий остров[51]. Полагали, что остров, на котором был Иван Вилейн с устья Яны, и этот остров, открытый Амосовым, представляют собой одно одно и то же.

В промежуток этого времени царь Петр Великий посылал в 1720 г. данцигского ученого врача Даниила Готлиба Мессершмидта в сопровождении капитана Табберта (названного впоследствии фон Страленбергом) для исследования Сибири.