Русская Япония - Амир Хисамутдинов

Мы долго разговаривали. Я в деталях рассказал, что составил тщательные списки русских захоронений в Хакодате и Нагасаки, предполагая, что в России могут найтись родственники тех, кто умер и похоронен в Японии. Мой собеседник часто кивал, соглашаясь, что это нужная работа.

— Увы, как вы знаете, по существующему в Японии положению, мы не имеем права давать список захороненных на кладбище, тем самым сохраняя право на частную жизнь. Но ваш случай особый. Я все же возьму на себя смелость и покажу один материал, который может показаться вам интересным.

Хранитель вышел из комнаты, а спустя минуту вернулся, держа в руках огромный альбом.

— Это основной архивный список захоронений нашего кладбища, составленный по национальностям.

Я ахнул, раскрыв бесценную книгу. Каждая графа с фамилией погребенного сообщала не только года рождения и смерти, но даже кто организовывал и оплачивал похороны. Только как успеть переписать все эти сведения?

Увидев мои дрожащие руки, собеседник еще раз улыбнулся и сказал:

— Ладно, пойду на некоторые нарушения должностной инструкции и разрешу вам сфотографировать эту книгу.

Трудно передать чувство благодарности, которое я испытал к этому кладбищенскому служащему, понявшему важность моей работы и разрешившему вернуть в Россию имена давно захороненных соотечественников. Я не являюсь религиозным человеком, скорее отношусь к агностикам, но предполагаю, что умерший человек продолжает жить, пока о нем помнят. Возможно, кто-то считал его отрицательной личностью, авантюристом или фашистом. Современники зачастую с легкостью навешивают на человека тот или иной ярлык, но следующими поколениями он может оцениваться совсем по-другому. Именно поэтому о нем нужно сохранить Слово.

Разумеется, составление списков лиц, похороненных на разных погостах, тем более их биографий, непростой процесс, а часто и запутанный. В полевых исследованиях за рубежом всегда обращаю внимание на русские кладбища и вывел для себя следующий закон: знание биографий людей, закончивших там свой жизненный путь, прямо пропорционально соответствует нашим представлениям об объективных исторических процессах, протекавших в той или иной общине, будь то в Токио, Кобе или Сан-Франциско. К примеру, в современных публикациях о русских в японском Кобе встречаются сведения только о трех-пяти процентах людей, похороненных на здешнем русском погосте. Значит, остальные историкам либо неизвестны вовсе, либо не найдено достаточно фактов об их жизни в Японии. Это отнюдь не означает, что следует писать обо всех поголовно, но учитывать каждую судьбу, безусловно, нужно. Только в этом случае можно сказать, что исследователь что-то знает. Так что найти нужно Слово, а это во много раз сложнее, чем найти иголку в стогу сена!

Туристический центр Кобе размещается в районе Китано, где издавна жили иностранцы, то есть мои соотечественники. До наших дней сохранился дом Парашутиных: он включен в музейную экспозицию «Кобе Идзин-кан» (Дома иностранцев в Кобе), посвященную истории возникновения и развития иностранного сеттльмента. После смерти хозяев здание было приобретено одной из местных японских компаний, и сейчас там открыто кафе для туристов и зал для проведения брачных церемоний.

Бывший солдат каппелевской армии Ф. М. Парашутин после Гражданской войны оказался в Харбине, а оттуда в 1926 г. перебрался со второй женой Александрой Николаевной в Японию, работал «отрезчиком», потом завел в Хиросиме собственный магазин европейской одежды. Атомный взрыв в одночасье сделал их бедняками. Федор и Александра за минуту потеряли все свое имущество, но выжили. В то время выходцы из России поддерживали друг с другом довольно тесные связи, и Параигутины отправились к своему знакомому в Кобе, где местные жители помогли им, чем могли. Послевоенная деловая активность позволила Парашутину быстро подняться на ноги: мелкооптовая торговля, связи с американцами. Работали не покладая рук и из нужды выкарабкались быстро, но последствия атомного взрыва все-таки сказались на здоровье. У Федора со времени развился рак гортани. После операции он мог говорить только при помощи специального аппарата. До конца жизни его опекал Комитет жертв Хиросимы.

Пережитое во время Гражданской войны и атомный кошмар в Хиросиме привели Федора Парашутина к Богу. За деятельное участие в делах церкви его избрали в 1953 г. старостой и казначеем небольшого православного прихода Святых апостолов Петра и Павла. Сначала он размещался в деревянном доме, а затем при личном участии Федора Михайловича построили каменную церковь.

Детей у Парашутиных не было. Поэтому глава семьи предпринимал большие усилия, чтобы отыскать через Красный Крест свою бывшую семью в России. В частности, в 1967 г. он писал в Воткинск, один из центров формирования каппелевской армии. Оказалось, что не напрасно: нашлись дети. Сын Андрей сразу же отказался от отца. Федору Михайловичу ответила дочь Елена.

Похоронив в июле 1980 г. жену, Парашутин пригласил Елену приехать в гости. В Советском посольстве ему отказали, как потерявшему гражданство. Старик не отступился. Отмечают, что Елену Федоровну вызывали в соответствующие органы, просили отказаться от встречи с отцом. Но деревенская женщина не испугалась, хотя отца почти не помнила. После ходатайства Комитета жертв Хиросимы и Японо-советского общества ей все-таки позволили выехать в Японию. Встреча состоялась через 63 года после разлуки. Отцу было 87 лет, дочери — 65. Об их встрече, как об особом событии, сообщали тогда многие газеты Японии. Из различных городов страны специально ехали русские эмигранты, чтобы поговорить с женщиной из советской России, из первых уст услышать, какая жизнь сейчас на их родине.

Собираясь за рубеж, Елена, разумеется, надела свою лучшую одежду: желтую шерстяную кофту и яркий цветастый платок. Увидев этот наряд, в котором гостью возили по представительствам и мэриям, русские пришли в ужас и выдвинули Федору условие: привести дочь в цивилизованный вид. Отец повез ее в магазин модной одежды и парикмахерскую. Когда через месяц преображенная Елена вернулась в Россию, ее, в свою очередь, долго не могли узнать домашние: они ведь ожидали бабушку в платочке.

Из долгих разговоров с дочерью Федор узнал, как тяжело и голодно жила семья, оставленная им в России, и выжили они только благодаря «красным» братьям Федора, что Елена все детство носила унизительную кличку «белобандитский щенок», что его служба в армии Колчака и через много лет аукалась семье: муж Елены, секретарь комсомольской ячейки, был исключен из рядов ВЛКСМ как «белобандитский зять», с той же формулировкой его признали недостойным службы в армии, что тогда считалось страшным позором. Федор, слушая дочь, плакал и без конца повторял: «Прости».

Все вокруг убеждали Парашутина оставить Елену в Японии, но он сказал: «Я всю жизнь страдал, потеряв свою землю, близких, и не могу позволить, чтобы Елена тоже узнала, что такое тоска». Но и уехать с дочерью у него тогда не хватило решимости, о чем он потом горько сожалел. Проводив Елену, он практически сразу же начал готовить документы для ее следующего приезда, в который он намеревался продать все имущество и вместе с дочерью вернуться на родину.