Государь - Александр Мазин

– И что? – спросил Владимир, не понимая или попросту не желая понимать очевидное.

– А то, – пояснил Духарев, – что договор этот владыка ромеев заключал с будущим мужем порфирородной кесаревны Анны, который по праву брака становится не только родичем его, императора, но и обретает право на титул «василевс», что означает также «царственный» или «монарх», то есть единовластный правитель. Василевсом стал хакан Булгарии, женившись на византийской кесаревне, даже и не порфирородной, как Анна. А теперь думай, княже, почему ромейский император более не величает тебя василевсом?

– Анна… – пробормотал Владимир растерянно. – Ты хочешь сказать, что он не пришлет ее мне?

Духареву было странно и непривычно видеть великого князя таким… Смятенным… Но тем более твердо он произнес:

– Нет, не пришлет.

– Но он клялся именем Христовым… Ужель не боится гнева Божьего?

– Думаю, он полагает, что Бог его простит, – ответил Духарев. – Иисус милосерден…

– Я почитал его братом и наставником, а он обманул меня… – пробормотал Владимир.

– Он – Автократор, – пожал плечами Духарев. – Единовластный правитель государства. Если интересы державы требуют, чтобы государь отступил от клятвы, или государь полагает, что интересы державы того требуют, он – отступает.

Владимир молчал. Думал. Сергей Иванович с большим интересом наблюдал, какое решение примет Владимир. Рассердится, вспылит? Или простит? А что, он и в самом деле может простить. Тому, кто следует заповедям Божьим, прощать – добродетель…

Возможно, добрый христианин Василий и простил бы своего крестного. Но князь киевский Владимир – нет. Хотя и сердиться он тоже не стал, ибо не пристало великому князю кричать и возмущаться, будто какому-нибудь обманутому купцу.

Владимир подумал немного, а потом усмехнулся. Жестко. Холодно. Опасно. И произнес небрежно, будто речь шла о сущей мелочи:

– Ты опять прав, князь-воевода. Государь – рука Божья над землями и людьми. И посему должен думать не о собственных желаниях, а о том, что есть благо государству моему. И благо это… – Усмешка пропала, лицо Владимира вдруг напомнило Сергею Ивановичу лицо прежнего киевского князя Святослава, когда тот узнал, что во время его отсутствия к Киеву подступили печенеги: – …И благо это – вразумить брата моего василевса ромейского и уберечь его от нарушения данной пред Богом клятвы! А буде не пожелает он внять вразумлениям моим, то и – принудить!

Вот это по-нашему, порадовался Духарев. Но стоит ли так… резко?

– Пойдешь в поход на ромеев? – с некоторым сомнением произнес Сергей Иванович. – Я бы не советовал. Константинополь далеко. Даже если ты сумеешь досадить императору Василию (что будет непросто, потому что он нынче, после сдачи Склира, вошел в полную силу), то оставлять так надолго собственные рубежи – опасно. Богуслав Польский только и ждет удобного случая, чтобы вцепиться нам в бок.

– И опять верно говоришь, – Владимир вновь усмехнулся. – Далеко Константинополь. Но есть кое-что поближе…

Фема Таврика, крымская провинция Византии.

Город Херсон

Фемный стратиг патрикий Михаил Херсонит скрепил документ собственной печатью, откинулся на спинку стула и задумался. И было над чем.

Две недели назад ему донесли, что по Борисфену[62]спускается к морю большая флотилия россов. И не менее двух тысяч всадников сопровождает ее по суше.

Это внушало опасения.

Формально между Византией и россами – мир. Более того – дружба, ведь именно архонт россов помог нынешнему Автократору сохранить красные сапоги[63]и всё, что к ним прилагается. Более того, Благочестивый лично привел архонта язычников к Христу и повелел скифу крестить дикий народ свой, для чего дал ему в сопровождение достаточное количество священников и даже двух епископов. Как доносили верные люди, предводитель россов повеление выполнил и подданных своих крестил. Казалось бы, всё замечательно. Но патрикий Михаил слишком хорошо знал варваров, чтобы поверить в столь быстрое превращение хищных волков в добродушных пёсиков. Родившийся здесь, в Херсоне, патрикий принадлежал к высшей фемной знати, и его назначение на пост стратига было уступкой Константинополя этой самой местной знати.

Непросто быть стратигом херсонским, ой, непросто!

Отдаленность фемы от столицы порождала в незрелых и горячих умах желание автономии. Одной из задач херсонского стратига было вовремя остужать эти умы, удаляя дурные мысли. А при необходимости – вместе с содержавшими их головами. Другая задача – вести сложнейшую и тонкую дипломатическую работу с многочисленными варварскими племенами, окружавшими фему и куда более склонными к грабежу и злодействам, чем к торговле и миру. Выросший здесь, на земле древней Таврики, Михаил отлично знал и местные обычаи, и тех, кто им следовал. Патрикий неплохо говорил на языке хазар и пацинаков, изъяснялся по-росски и даже бывал в их главном городе Киеве. В молодости. Торговля с россами была весьма выгодна, а заработанное золото очень пригодилось Михаилу в столице. Не стоило утверждать, что именно оно сделало патрикия фемным стратигом. Опальный ныне паракимомен Василий Лакапин счел Михаила подходящим на эту должность не только из-за золота. Патрикий был перспективным кандидатом по многим причинам, но главными были его преданность империи и понимание того, что независимость не благо для Херсона, а гибель. Хузары, россы, печенеги… Отойди область от империи, и варвары растерзают фему, как волки – отбившегося от стада теленка.

Однако от пастуха никто не требует дружить с волками, а Михаилу – приходится. Торговля – одна из главных составляющих дохода. В городе-крепости живут и россы, и хузары, и булгары. А личная охрана стратига наполовину состоит из «верных» – варангов-северян. Хотя, если вдуматься, какие они – «верные»? Только до тех пор, пока им это выгодно.

– Гёдбьёрн! – позвал стратиг.

Дверь распахнулась, впуская здоровенного северянина, волосатую вонючую скотину, не умеющую писать и читать, зато способную одним ударом разрубить человека напополам. Это умение бородатый варанг с удовольствием продемонстрировал патрикию еще в Константинополе, когда просился к Михаилу на службу. До того времени Гёдбьёрн почти два года прослужил в этерии, но потом варвара выгнали. За воровство, кажется. Или за строптивость… Этого Михаил так и не выяснил. Однако, на взгляд Михаила, дикарь вел себя безупречно. Если не считать раба, убитого в первые минуты знакомства. Но демонстрация была – впечатляющая, а раб – старый и почти бесполезный. Тем более что патрикий всё равно вычел его стоимость из первого жалованья телохранителя.

– Гёдбьёрн, позови моего секретаря.

Куда бы ни шли россы, следует позаботиться о безопасности города. Не исключено, что придется раздать горожанам оружие – силами одной только стражи Херсон не удержать. И не забыть после обеда лично принспектировать состояние крепостных орудий…